Шрифт:
Бочка ухмыльнулся:
– Пожаловали на готовое сестренки, наконец-то.
Серый в ужасе посмотрел на него, отодвигаясь и делая охранные знаки. Одна из фигур обернулась лицом к ним. Ее взгляд, казалось, начал жечь Бочку, отчего он, поперхнувшись, сделал шаг назад, но было уже поздно. Смотрящая на него фигура, подняла руку, и Бочку потащило к ней, прямо через костер, уронив котелок с остатками каши, разбросав горящие угли по сторонам.
Бочка, отчаянно ругаясь, пытался сопротивляться, вытягивая руку, он хотел дотянуться до своего меча, но тщетно, что-то не давало ему ничего сделать. Оказавшись возле фигуры, Бочка застыл в воздухе, безуспешно стараясь выбраться. На его лице отображались эмоции от ужаса до бешенного гнева.
– Сестра, – раздался красивый мелодичный женский голос. – Этот человек назвал нас сестренками, – голос засмеялся, эхо смеха разнеслось по всей поляне, заставив затихнуть всех птиц и насекомых в округе. Вторая фигура, говорящая о чем-то с поднявшимся Шимуном, подошла к висящему в воздухе солдату.
– Безусловно, нам очень приятно, что нас так назвали, – раздался второй голос, в отличие от первого, этот голос не был мелодичным, вызывая своим тоном только неприятные ощущения. – Давно нас так уже никто не называл. Я буду долго вспоминать эти слова, – вторая фигура повела рукой и Бочку потащило к алтарю, который при его приближении, за пульсировал ярче. Камни, из которых он был сделан, начали становится прозрачными и казалась поплыли, словно их плавили в огне.
Бочка начал кричать от боли и ужаса, его тело начало медленно оседать в алтаре, принялись ломаться кости, кровь хлынула потоком из открытого рта, Цвет камней начал меняться из темно-зеленого в непонятный буро-красный. Получившиеся масса из солдата, его одежды, тела бурлила внутри алтаря, создавая ужасное зрелище.
Наконец-то, все это начало застывать, алтарь начал темнеть, становясь вновь зеленым. Только на поверхности одного из камней было видно оставшиеся лицо Бочки, застывшее в непереносимом ужасе.
Тело мальчика, лежавшее на алтаре, казалась, впитало в себя все происходящее внутри алтаря и наливалось грязно бурым цветом. Мальчик стал похож на наполненного кровью комара, который только что напился крови у жертвы.
Настала полная тишина. Солдаты молчали, застыв, не зная что делать. Сержант смотрел на Кайдена, который, отходя от увиденного, судорожно прокручивал варианты в голове, и ничего не находил.
Раздался смех Шимуна, одновременно пугавший и принесший некоторое облегчение среди солдат.
– Не расстраиваетесь вы так, – крикнул Шимун, – он же сам виноват. Никто не имеет права говорить Сестрам такие слова. Да и вообще никто не имеет права говорить с ними, пока они не соизволят.
Сестры, казалось, потеряли интерес к тому, что говорил Шимун, подошли в упор к алтарю, рассматривая мальчика, о чем-то переговариваясь с друг другом. Шимун подплыл к застывшим солдатам, стоящим среди разбросанного костра и углей.
– Кайден, – обратился он к командиру. – Твой подчиненный Бочка был виновен и наказан за свою вину, вы ничего не сделали им, никак не оскорбили их. Наоборот, – он провел рукой вокруг, – вы помогли им. То, что вы видите, это результат вашей работы. Они очень довольны, и поговорят с тобой, как только закончат начатое. Так что вы, так сказать, окажетесь свидетелями очень важного события, которое произойдет здесь сегодня. Стойте, наблюдайте и не делайте глупостей. Происходящего вы никогда уже в своей жизни не увидите, – с этими словами Шимун развернулся, отходя к алтарю со стоящими женщинами, начал с ними переговариваться, показывая поочередно рукой на алтарь и в сторону курганов.
Кайден еще раз встряхнул головой, отходя от того, что произошло и, повернувшись к Сержанту сказал:
– Скажи Круту, Серому и Забралу, пусть поймают лошадей, запрягут в телегу, в нее положат самое необходимое из лагеря, и отойдут к лесу, к дороге, пусть будут готовы ко всему. Я не думаю, что нас отсюда выпустят живыми.
Сержант, коротко кивнув, отошел к солдатам. Кайден молча смотрел на творящееся возле алтаря, стиснув рукоять меча побелевшей рукой. Сестры, встав возле алтаря, напротив друг друга, вытянули руки над лежавшим мальчиком, напевая какие-то слова. Девичий голос одной и взрослый, неприятно жестокий, другой, переплетались с друг другом, создавая очень странные ощущения.
Кайден чувствовал, как побежали мурашки по всему его телу от этой песни. Шимун плыл от одного кургана к другому, поджигая костры один за другим. Жирный густой дым начал клубиться от первых статуй, знаки, начерченные им, начали ярко светиться, как и знаки на мальчике.
Мальчик на алтаре начал корчиться от боли, его тело наливалось ярко-красным цветом. Земля на поляне принялась мелко подрагивать, как будто где-то недалеко шло землетрясение. Идолы в кострах внезапно ярко вспыхнули, осыпаясь пеплом. Стоявшие курганы взорвались изнутри, засыпая всю поляну кусками земли, камнями, и из их остатков сплошным потоком в сторону алтаря полилась темная пузырящаяся густая река жидкости, под поверхностью которой что-то двигалось.
***
– Шимун! – закричала одна из Сестер. – Отвлеки их на себя, мы не справимся и с ними, и заклятьем контроля!
Шимун, стоя посередине одной из текущих рек, поднял вверх руки и с ночного неба стали бить молнии в текущую жидкость. Удары молний разбрызгивали текущую жидкость в стороны, останавливая ее ход. Двигающиеся тени под поверхностью развернулись, и понеслись в сторону колдуна.
Кальд спал. Ему виделось продолжение сна, где он идет с отцом по родной деревне, вернувшись с охоты, их встречают друзья и знакомые, одобрительно качает головой староста, увидев их трофеи. И они подходят к родному дому, он слышит голос матери, которая о чем-то говорит с соседкой.