Подошла еще одна проверяющая. Доччи смутно помнил ее — видел раньше, и только. Не знал, кто она и чем занимается. Если только он не ошибался, руки у женщины имелись свои, ноги тоже — несколько тяжеловатые, но достаточно стройные. Если где и применили пластиковые ткани, то, очевидно, только на ее лице — оно обладало каким-то неестественным мрачным очарованием, выражение его не менялось. Должно быть, пластические хирурги оказались бессильны или перестарались.

— Мы закончили, — произнесла женщина ровным гортанным голосом. Он тоже казался мрачным, и чувствовалось, что это ее обычный тон.

— Что? — переспросил Доччи. — Ах, да, вы перебрали биопрепараты. Все идентифицировали? — Он вспомнил ее имя — кажется, Морин.

— Все, что определили. Осталось несколько упаковок; никто не знает, что это такое. Думаю, они бесполезны или еще хуже. Их надо уничтожить.

В любое другое время такое заявление Доччи счел бы правильным. Но сейчас следовало сохранить препараты даже неизвестного назначения.

— Берегите их, Морин. Рано или поздно они могут кому-то пригодиться.

— Все уже здесь побывали. Вы просто не знаете, как они бросились сюда, услышав, что охранники разорили амбулаторию. — Она слегка презрительно улыбнулась.

Доччи засомневался, что выражение ее лица объясняется пластическим вмешательством; если так, то его все-таки провели, и очень искусно, раз она безо всякого труда способна улыбаться. Хотя выражение кажется достаточно унылым. Интересно, как долго она может носить эту хмурую маску?

— Будьте снисходительны, Морин. Конечно, люди озабочены. Одним медикаменты нужны, чтобы лучше жить, другим — чтобы жить вообще.

— Знаю, — ответила она. — Я лично контактирую со всеми дефектными.

Морин разбирается в вопросе лучше него, это Доччи понял. Среди инвалидов сложились своеобразные братства по заболеваниям, а среди них — группки по степени их тяжести. Пациентов объединяла общая природа их недугов. Возможно, Морин относилась к одной из таких групп или знала кого-то, к ней принадлежащего. Последнее казалось более вероятным, как так выглядела она вполне нормальной.

— Как вы можете объяснить тот факт, что некоторые препараты оказались невостребованными? — спросил Доччи — Если все здесь побывали, ни одного безымянного лекарства не должно остаться.

— Они постоянно экспериментировали, — сообщила Морин.

— Кто?

— Врачи. Они проверяли на нас свои идеи, и если мы выживали, использовали новые лекарства для нормальных людей.

В ее словах, несомненно, содержалась доля истины. И это горько было осознавать, хотя Земля и все связанное с ней осталось далеко позади.

— Не вините их, — сказал он с легкой укоризной. — Им приходилось заниматься этим.

— Вы ничего не знаете, — возразила Морин. — Ладно, я всего лишь сообщаю, что остались препараты, и нам неизвестна область их применения. В любом случае, они заменяют те лекарства, которые использовались до недавнего времени. Только мы не знаем, для кого каждое из них предназначено.

Дело принимало гораздо более серьезный и даже опасный оборот. Доччи поднялся.

— Значит, у нас не хватает опознанных биопрепаратов. Сколько именно?

— Мы точно не подсчитывали. Тридцать или сорок.

Небольшое количество от общего числа. Но тридцать или сорок инвалидов? Некоторые из них серьезно больны, зависят от лекарств, которые теперь неизвестно, к кому применять. У людей, организм которых не способен самостоятельно усваивать кальций, возникнут проблемы, хотя не так быстро, как у тех, кому не хватает, например, железа.

— Мы все разузнаем, — заявил Доччи с напускной уверенностью. — Здесь должны быть записи, там и посмотрим. — Записи велись, возникал только один вопрос: насколько они полные после погрома, устроенного охранниками? — Вы знаете, где они хранятся?

Женщина покачала головой, на лице снова появилась мрачная улыбка.

— Хотелось бы знать, — горько ответила она.

Доччи поразился ее тону.

— Почему? — Ему тоже требовалось знать, но он пока не испытывал таких сильных эмоций.

— А вы разве не поняли? Я одна из них.

Доччи не сразу понял и хотел переспросить, но тут до него дошло, что Морин тоже относится к дефектным, и в ее теле отсутствуют какие-то физиологические элементы. Более того, она относилась к тем пациентам, биопрепараты которых не были идентифицированы.

— Не волнуйтесь. Потребуется время, чтобы разобраться, но в течение нескольких дней все наладится.

— Вы уж постарайтесь. — В голосе ее звучала не то что угроза, но какой-то намек, пока недоступный пониманию Доччи.

Он не успел остановить женщину, когда она начала стягивать платье. Первое, что он понял — она не дышит, и никогда не дышала. Платье вздымалось, как при дыхании, воздух поступал и выходил тела независимо от того, спала она или бодрствовала, но не через легкие, которые у Морин отсутствовали, а благодаря механизму, спрятанному в груди. Именно он снабжал кровь кислородом. Устройство как-то связали с речевыми центрами, чтобы часть воздуха по сигналу нервных окончаний поступала в гортань. Вероятно, этим и объяснялся странный гортанный тембр ее голоса.