По каюте слоились полосы табачного дыма, ни на секунду не умолкали голоса гостей, и Адриан, вынужденный сидеть без дела в ожидании перелома погоды, начинал нервничать. Их путешествие продолжалось всего четыре дня и они казались годами.

Два Стэкомба в конце концов ушли, но Баттеруорт остался. Ева уговаривала его принести еще одну бутылку шампанского.

– Мы уже достаточно выпили, - твердо сказал Адриан.
– Тебе необходимо поспать.

– Я не хочу спать!
– капризно выкрикнула Ева.
– Ты уже окончательно взбесился. Тебе, значит, можно напропалую флиртовать, а когда я встретила человека, который... который мне симпатичен, ты хочешь запереть меня в каюте.

– У тебя истерика.

– Наоборот, я пришла наконец в нормальное состояние.

– Мне кажется, вам лучше уйти, Баттеруорт, - сказал Адриан.
– Ева немного не в себе.

– Никуда он не пойдет. Я не хочу, чтобы он уходил.
– Она пылко сжала руку Баттеруорта.
– Только он один и отнесся ко мне по-человечески.

– Вам лучше уйти, Баттеруорт, - повторил Адриан.

Во взгляде Баттеруорта отразилась нерешительность.

– По-моему, вы несправедливы к жене, - отважился возразить он.

– Моя жена не в себе.

– Это еще не значит, что ее надо терроризировать.

Адриан потерял терпение.

– Проваливайте отсюда!
– рявкнул он.

Несколько секунд мужчины молча смотрели друг на друга. Потом Баттеруорт повернулся к Еве и, сказав: "Я загляну попозже", - вышел.

– Ева, опомнись, - проговорил Адриан, когда дверь захлопнулась.

Не отвечая, она угрюмо поглядывала на него из-под полуопущенных век.

– Я закажу обед в каюту, а потом мы попытаемся уснуть.

– Мне нужно послать телеграмму.

– Кому?

– Одному парижскому юристу. Я развожусь с тобой.

Его раздражение схлынуло, и он рассмеялся.

– Не говори глупостей.

– Тогда мне надо проведать детей.

– Вот это другое дело. А я закажу обед.

Он ждал ее двадцать минут. Потом нетерпеливо постучался в каюту напротив, - няня сказала, что миссис Смит к ним не заходила.

С внезапным предчувствием беды он бросился наверх, заглянул в бар, обежал все салоны, даже толкнулся к Баттеруорту. Потом - нижняя палуба, средняя, прогулочная - ощупью, сквозь сырую ветреную тьму и косые струи дождя. Вахтенный матрос остановил его у груды спутанных канатов.

– На верхнюю палубу нельзя, сэр, приказ капитана. Одна волна уже дохлестнулась до радиорубки.

– Здесь не проходила молодая женщина, пассажирка?

– Вы не про эту...
– Матрос повернул голову и умолк.
– Эге, да ее уже нет!

– Значит, она пошла наверх, - тревожно сказал Адриан, - в радиорубку.

Матрос бросился на верхнюю палубу, Адриан - спотыкаясь, оскальзываясь за ним. Едва он выбрался из люка, корабль, под сокрушительным ударом огромной волны, резко завалился на борт, и он кубарем скатился по сорокапятиградусному откосу палубы, а у фальшборта - ошалевший, избитый изо всех сил закричал:

– Ева!

Но его голос мгновенно поглотила штормовая тьма. Чуть мерцал, скудно освещая палубу, иллюминатор радиорубки, и Адриан увидел пробиравшегося вперед матроса.

– Ева!..

Ветер, словно тряпку, поволок его к спасательной шлюпке. Потом корабль содрогнулся, над ним поднялась искрящаяся блеклыми блестками гигантская волна, зависла - и Адриан вдруг разглядел Еву в двадцати футах от него, у кожуха вентилятора. Оттолкнувшись от фальшборта, он ринулся к ней, но волна распалась и с оглушительным шорохом обрушилась на корабль. Яростный бурун - по грудь Адриану, - сбивая его с ног, устремился ему навстречу, и в бурлящей воде он видел человеческую фигуру, и неистово вцепился в нее, и его стремительно потащило к борту. Потом он ощутил страшный удар о фальшборт, но не разжал рук, не выпустил свою добычу, и когда корабль медленно выровнялся, он остался лежать на мокром палубном настиле, и рядом с ним лежала Ева, прикованная к нему его отчаянной, мертвой хваткой. Следующего мгновения его память не сохранила.

4

Двумя днями позже, сидя в купе, Адриан уговаривал детей посмотреть на мирный нормандский ландшафт, - парижский поезд, согласованный с морским расписанием, быстро увозил Смитов на юг.

– Это же очень интересно, - убеждал детей Адриан.
– Французские фермы точь-в-точь как игрушечные. Почему вы упрямитесь?

– На пароходе интересней, - сказала Эстелла.

Ее родители обменялись взглядом детоубийц.

– Меня до сих пор качает, - вздрогнув, призналась Ева.
– А тебя?

– Да нет. Мне почему-то кажется, что это было страшно давно. Уже на таможне я не узнал почти никого из наших спутников.

– Почти никто из них не подымался на палубу.

Поколебавшись, Адриан сказал:

– Знаешь, я разменял Баттеруорту чек.

– И очень глупо сделал. Его чек не оплатит ни один банк.

– Ему, наверно, позарез нужны были деньги - иначе он не обратился бы ко мне.

Девушка с утомленным и бледным лицом, проходя по коридору, услышала их голоса и заглянула в купе.