***

Оу… Моя жалкая душа покидает этот бренный мир, я уже чувствую, как черти начинают ставить на огонь котел, уготованный персонально для меня.

Нехотя шевелюсь, медленно поворачиваюсь в бок. Утро.

И да, я прекрасно помню, что вчера было, все, вплоть до яиц Руслана. Стыдно ли мне? Нет. Я просто хочу уничтожить себя, ну или на худой конец переехать в другую страну.

Басурманин крепко спит, уткнувшись носом в подушку.

Надо валить отсюда, быстро, подальше. Встаю с кровати. Похмелья нет, откуда ему взяться, если Королева Вечеринки до сих пор пьяна? Не в дрободан, как прошлой ночью, конечно, но все же…

На цыпочках сную по номеру, собираю остатки своих вещей. Останавливаюсь у большого ростового зеркала, сжимаю пальцами брюки.

– Ва-ги-на,– вытягиваю руки, шепотом ругаю себя, красуюсь на отражение через дырень, которая стала незаменимой частью моего вчерашнего амплуа.

Дыхание перехватывает, замираю, сжимаюсь всем телом, осторожно разворачиваюсь в сторону постели. Уфф… Руслан Тагирович просто меняет позу.

Быстро-быстро, насколько это было возможным, натягиваю лиф, сверху пиджак, отчаянно выдыхаю, понимая, что трусы разорваны в хлам. Валяются вон там, в уголке, намекая о том, какая страстная выдалась ночка.

Прости, пожалуйста, Руслан. Недолго думая, хватаю мужские джинсы, заныриваю в них. Слишком большие, придерживаю. Свободной рукой вешаю сумку на плечо, беру туфли, аккуратненько босой ногой, приоткрывая деверь. Всю ночь, пока я трахалась с Русланом Тагировичем, она была не заперта, безумие.

Встретимся в следующей жизни, господин, когда буду властительницей какого-нибудь двадцать пятого мира, а ты еще кем-то…

В моих словах нет иронии. Действительно, Руслан – инвестор и ему по большому счету, наплевать, что твориться в нашем агентстве. Главное – процент вложенных денег, доход, не важно. Такие люди даже не появляются на пороге здания работы, во всяком случае, я не видела. Да и вообще, кто сказал, что меня туда пустят после вчерашнего.

– Безобразница.

Сонный хриплый мужской голос жгучей волной бьет в спину, наотмашь, от неожиданности вздрагиваю, одним прыжком выскальзываю вон.

Шлепаю ногами по скользкой плитке, лифта ждать не буду, спускаюсь по лесенке. Фурией вылетаю в холл, бешено озираюсь.

Туристическая компания низеньких японцев или корейцев, копошатся, переговариваются между собой. Штук двадцать, не меньше.

– Рашен ту дэй, – отталкиваю мелкого мужичка в сторону, облокачиваюсь на стойку администратора. – Паспорт! – задыхаюсь, тяну ладонь девушке. – Я вчера забыла документы на стойке.

– Выселение только в полдень, – с трудом скрывает ехидную насмешку.

Меня колотит.

– Быстро… – цежу сквозь зубы.

– Я вызову вам такси.

Вошла в положение, спасибо, возвращает документ. Тут же бросаю на пол туфли, придерживаюсь, обуваюсь. Я здесь в первый и последний раз, забуду этот провал, наверное.

Машину ждать долго не пришлось, минут десять максимум, мешком заваливаюсь на заднее сиденье, бормочу адрес. Пара секунд езды и водитель тактично приоткрывает стекло со своей стороны, дабы не задохнуться от алкогольного смрада. Пялится через зеркало заднего вида на мои прелести, пиджак испорчен, не застегивается. Вижу, как он набирает в грудь воздуха, хочет что-то сказать, иду на опережение.

– Давай, шути про бурную ночку, – с каменной миной гипнотизирую таксиста в отражении,– Стоимость озвучить? Без тебя тошно…

Отворачиваюсь. И мне действительно тошно. Похмельный синдром вытесняет былой кураж, наступает мучительное возмездие. Двигаемся молча.

– Триста рублей, – пряча от меня глаза, хрипит водила.

– Держи пятьсот, мужик, – таким же тоном отвечаю.

Открываю дверцу, ноги проваливаются по щиколотку в рыхлый снег. Кожу болезненно колет от холода, знобит. Обнимаю себя рукой, туго запахиваю пиджак, другой, держу штаны, топаю к подъезду.

– Ооо! Янка! Тебя что, всю ночь драли? – противный гнусавый голос со стороны лавки.

Именно.

Чертов Толька, мой сосед. Зимой и летом в одной куртке, в одном положении, самоотверженно охраняет скамью у дома, систематически подзаряжает свои батарейки дозой горячительного. Коротко стриженный, немытый тип, неопределенного возраста.

– Иди в пиз…дуу, Толик, – по привычке отвечаю мужчине, открываю железную створку подъезда.

Нет-нет, все нормально. Мы просто, мягко говоря, не перевариваем друг друга, сама не знаю почему. Традиция у нас такая, вместо приветствия, Толик, обязательно говорит мне какую-то гадость, я, почтенно отвечаю, послав соседа в сторону мужских или женских гениталий, на этом наше общение заканчивается.

Делаю шаг вперед.

Чувствую себя Бурлаком на Волге, каждая последующая ступень дается с трудом, а всего-то на второй этаж надо. Трясущейся рукой еле попадаю в замочную скважину, выдыхаю, оказавшись за порогом родной квартиры.

– Да чтоб тебя! – громко кричу, будто разглядывая приведенье.

– Юсупов, – трагичным голосом выдает подруга.

Как уже говорила, мы с Алиной очень близки, друзей у меня нет больше. Несмотря на волевой характер, который по большому счету больше являлся прикрытием, я – очень замкнутый человек. Чужаков в моей стае нет, только свои, только родные. Подруга получила запасные ключи, как только я переехала из общаги в личную съемку, на всякий случай, но это явно не сегодняшнее утро.