Шрифт:
— И чего притащилась, а? Бензин только впустую тратишь, у нас развозка есть, — продолжает бухтеть мать.
— Ну мам!
— Еще и премии из-за тебя лишат, а я планировала в этом месяце обои новые на кухне поклеить. А теперь чего? — в голосе женщины слышен явный укор.
— Из-за меня? Да я на улице стояла прекрасно, это вы меня внутрь потащили. А теперь я крайняя осталась, да? — возмутилась я.
— Еще и перед Станиславом Михайловичем краснеть пришлось, вон он как гневно зыркал на нас. Еще повезло, что не уволил! — Зоя все причитала, охала и ахала, а я погрузилась в свои мысли, полностью абстрагируясь от нудных и бесполезных речей. Чего жизненную энергию тратить на пустую болтовню?
Сессию я закрыла досрочно и теперь надо было бы подумать о подработке на лето, нечего штаны впустую дома протирать. Загрузить себя делами под завязку, чтобы не думать, не вспоминать и не жалеть. Все, моя жизнь теперь здесь — на планете Земля и нужно подстраиваться, научиться как-то существовать без боли на сердце.
Хотя куда уж там! Забыть о том, что случилось в мое последнее утро на Ра-Кратосе я не смогу никогда. Буду помнить и надеяться, что однажды мироздание сжалиться надо мной и даст шанс отомстить за все мои страдания.
— Мам, я тебе с первой зарплаты все верну, обещаю! — бодро улыбнулась я все еще бранящейся женщине.
— Кто тебя куда возьмет в восемнадцать-то лет? В заведенья не пущу, только через мой труп, Радмила! — и потрясла указательным пальцем мне в назидание.
— Значит, в курьеры пойду, буду еду развозить, — предложила я.
— Еще чего? Чтобы тебя какой маньяк в квартиру затащил и обидел? Нет, даже не думай!
— Ну, мам! — рассмеялась я.
— Я все сказала! Ты себя в зеркало, когда последний раз видела, а, дочь? Сиди дома или ищи приличную работу.
— Я тебя услышала, — совсем скисла я. Зоя меня страшно опекала, наученная провалом с первым ребенком, моим старшим братом Дмитрием, со мной старалась не упускать в надзоре и воспитании и, порой, как сейчас, доходила до крайностей. Но я старалась с ней не спорить, мне такая забота и участие была в новинку, ну еще бы, первый раз за все мои жизни я обрела хоть какое-то подобие близкого человека. Да, я по-своему любила ее, со всеми ее недостатками и человеческими изъянами, присущими всем жителям этой планеты.
Конкретнее? Ну, если ты будешь делать так, как я хочу, как я сказал и как мне надо, то я тебя люблю, а если нет, то о какой любви может быть речь.
Так, мой единственный институтский друг Милан Посадский со своим отцом разругался. Милан — гей, и пока он был натуралом в папином понимании, в семье его любили, а как только признался, что охоч до особей своего пола, так сразу любовь отца семейства к Милану и закончилась. Я не могла понять и постичь эту логику. Честно. Какая разница с кем спит твой ребенок, главное же, чтобы он был счастлив? Разве нет? Оказывается, что нет.
У нас с Зоей проще, но тоже лучше не усугублять.
Жили мы с мамой в маленькой съемной квартирке в Бирюлево, пока одни, это потому, что брат-наркоман отбывал очередной срок в рехабе. Если повезет, будем без него еще восемь месяцев. А там уж видно будет. Я, честно, ждала, когда он уйдет от передоза, мать бы поплакала, но, в итоге, выдохнула бы с облегчением. А так, существуем в вечном напряжении, что Дима вернется, сорвется и будет с нас опять кровь пить и тащить все из дома на новую дозу.
Дни текли своим чередом, я упорно искала приличное, по мнению Зои, место работы, параллельно выполняя заказы по курсовикам. Денег это приносило немного, но для меня и то была радость.
Пока не наступил вечер икс.
Мать приехала с работы радостная, можно даже сказать, что перевозбужденная, глазами на меня своими сверкает, и руки потирает — явный признак каких-то сногсшибательных, по ее мнению, новостей. Ладно, все равно, рано или поздно, но расскажет.
Я накрыла на стол, и мы сели ужинать и тут терпение женщины подошло к концу:
— Радка, я работу тебе нашла, — с придыханием выдала мне Зоя.
— М-м-м? — потянула я вопросительно, пережевывая приличную порцию тушеного с мясом картофеля.
— Настасья Павловна, домоправительница Ярского согласилась тебя попробовать в младшие горничные.
— Кто есть Настасья Павловна и этот твой Ярский? — в недоумении спросила я.
— Ярский, Господи ты, Боже мой, Станислав Михайлович же. Ну работодатель мой!
Я лишь только брови подняла и губы скривила. Ну начинается!