– Господин Прошиватель, насколько я понимаю, Вы уже видите, что здесь произошло.

– До полной картины ещё далеко, но постепенно начинаю узревать. И давай без господинов, давай лучше поностальгируем – обращайся ко мне: товарищ.

– Ну, у меня навряд ли получится ностальгию испытать – я в девяноста втором родился.

– А я немного пожил при совке. Час стоять в очереди за булкой хлеба – то ещё удовольствие… В девяноста втором? И уже майор?

– Ну дак, в нашем ведомстве год за три считается! Плюс должность соответствующая.

– Понятненько, понятненько. – Я задумчиво просканировал пространство. Майор явно что-то скрывал.

– А как Вы это делаете? Я про метод расследования.

– Никаких особых усилий я не предпринимаю. Мне просто необходимо передвигаться по месту, где произошла гибель одного и более человек.

– И всё! Просто передвигаться!? Интересно, интересно…

– Понимаешь, Василий, наш мир похож на кусок сыра. На кусок сыра с дырами. Дыры – это истонченные места соприкосновения миров видимого и невидимого. Именно в таких местах к человеку приходит смерть. Или, заходя с другого конца, там где умер человек располагается дыра, то есть место, где граница между двумя мирами максимально тонкая. Причем в местах насильственной смерти она истончается до минимального значения. Где-то пространство наполнено небольшими дырочками, как в сыре «Российском», например. Где-то зияет большими дырами, как в сыре «Маасдам». А где-то буквально изрешечено, как, например, сыр «Эмменталь»… Этот сыр даже в разрезе выглядит противно. А на вкус ни чё такой – своеобразный… Дак вот, Василий, мы с тобой находимся, судя по количеству трупов на один квадратный метр, внутри сыра…

–…Эмменталь, – подхватил Василий.

– Да, верно. Причем здесь все усложняется вот каким обстоятельством. Ты ведь, наверное, заметил, когда подъезжал к монастырю, что местность, по мере приближения к крепости, словно поднимается к небу, ну или наоборот – небо опускается на землю. И тут, заметь, на территории обители, будто головой цепляешься за небесную кромку.

– Да, действительно, есть подобное ощущение. – Ответ Василия сопроводился подёргиванием левого уха.

– Такие места я называю спайками. Это когда земля и небо настолько приблизились друг к другу, что начался процесс взаимного проникновения. Спайки свидетельствуют о сильном истончении границы между мирами. Спаечные места – это видимые свидетельства данного процесса. Небо в этом случае является символом невидимой части вселенной, земля – видимой. Сам же процесс диффузии миров скрыт от человеческих глаз.

– А почему данный процесс происходит?

– Ответ прост: эволюция. По большому счету невидимый мир не видим условно – пока не познан человеком, пока не доступен научному исследованию. Воссоединение миров необратимо. Количество спаечных мест на земле исчисляется сотнями.

– И что, получается, в этих местах тоже может произойти что-то подобное?

– Совсем не обязательно. Сама по себе спайка не представляет угрозы. Произошедшее здесь стало следствием нарушения ключевого закона мироздания.

Раскаленный воздух наполнялся едким запахом разложения. Если в помещениях, где благодаря толстым стенам было не так жарко, и биохимические процессы протекали замедленно, то на улице распад биологической ткани нарастал в геометрической прогрессии.

– Мы всё обошли или ещё где-то смерть поработала? – чувствуя, что Василий оттягивает показ самого нелицеприятного, спросил я.

– Д-да… Ещё три тела… Собственно, по большей части именно из-за них мы решили связаться с Вами. А выйти с Вами на связь, как Вы понимаете, весьма не просто – надо согласовывать на самом верху!… – неуверенно подняв указательный палец, сказал Василий. – Два трупа мужского пола, один – женского… В общем, не буду ходить вокруг да около, – мужчина без головы, мужчина без пениса и… женщина – без сердца, – разогнув поочередно три пальца правой руки, подытожил Василий.

– Ухо.

– Что ухо?

– Ухо дёргается.

– Где дёргается?

– У тебя, майор, у тебя ухо дёргается!

– Ой, да. Ерунда какая-то… Второй день уже.

– Да ты не переживай, Василий, разберёмся. Части тела удалось найти?

– В том то и дело, что нет. Мы сразу поняли, что дело пахнет нечеловеческим. А по таким делам у нас пока только один специалист – Вы. – С еле заметным жестом упрека, сказал Василий.

– Это ты точно подметил – «пока». Через пару десятков лет таких, как я – будут сотни.

– Эт почему?

– Эволюция, коллега, эволюция! – похлопав следователя по плечу, сумничал я. – Ну пойдем, посмотрим…

– И вот, что ещё, господин… ммм, товарищ Прошиватель… Не достаёт одного человека, точнее сказать, одной насельницы – пропала без вести.

– А как вы узнали, что кого-то не хватает?

– Ну мы тоже, как говорится, не лыком шиты, знаем свое дело, – с налетом обиды на лице, ответил Василий. – У нас в отделе работают исключительно профессионалы.

– В этом я даже не сомневаюсь.

– Послушница одна – Катей зовут – сообщила о преступлении.

– Выжившая что-ли? Хотя, что я спрашиваю – это невозможно по определению.

– Нет. Ее просто не было в монастыре в момент события – повезло девчонке. Позавчера рано утром она в качестве сопровождающей больной монахини уехала в город. Там, значит, переночевала у двоюродной тетки и вчера во второй половине дня вернулась обратно. Доехала на автобусе до отворота в ельник, а оттуда пешком, по дороге через лес. Смелая, конечно, – лес то не простой.