К этому времени отец поправился и набрался сил.

И теперь, ловко работая топором, он приговаривал:

– Соскучился по настоящему делу.

Восстановление большой избы мы отложили до весны, так как посчитали, что память о святом старце была нам дороже и нужнее. Сруб часовни мы собирались поставить до холодов. Но осень внесла свои коррективы и дожди быстро сменились на изморозь и небольшой снег. В небе уже запахло зимой и мы, не успевая по срокам, разбили лагерь прямо здесь, на вершине утеса.

Вечерами, ближе к закату солнца, мы с надеждой ожидали чудесное явление. Но только однажды, за все это время, когда солнце выглянуло из-за облаков, мы увидели знамение. На небе в облаках, которые висели над нами, появился крест. Он, будто выплыл из пучины плотного тумана и остановился на вершине горы, прямо над нами. Он был большим и светлым, он был так близко, что я разглядел образ Творца. Зачарованные мы смотрели на небо. А крест, оросив нас осенней влагой стал проваливаться в облака. Вместе с лучами солнца он исчез, а по небу прокатились легкие раскаты грома.

Помолившись мы встали с колен, и отец сказал:

– Господь благословил нас. Доброе дело мы делаем с тобой, Витя.

– Это же настоящее чудо! – Восхищался я, а отец заплакал.

– Жаль, что отец мой – Андриан Иванович, так и не дождался этого чудесного явления.

Последнее время отец частенько давал волю эмоциям и пускал слезу, припоминая какую-нибудь истории из своей жизни.

– Старею. – Оправдывался он и утирал слезы.

* * *

Долгими зимними ночами мы мечтали о будущем. О том, как по весне поедем к купцам на Иртыш, как купим коня и телегу, как найдем мне жену и, как после всего этого мы будем жить в долине большой семьей. Я замечал с каким азартом отец рассказывал о будущем. Он будто уже жил в нем. Он хотел возродить деревню, он хотел жить среди людей. В своих мечтах он часто заходил за грани возможного. То он строил большую кузницу, то мельницу, а то открывал золотой прииск. Он считал нашу речку золотоносной, так как ни один раз мы с отцом находили большие самородки в ее быстрых и холодных водах. Поэтому и водилось у нас золотишко.

Как правило, первым засыпал отец. Услышав его ровное дыхание, я закрывал глаза и вспоминал о Даше. Каждую ночь, с лоскутом в руках, я погружался в негу. Этот кусочек материи был фрагментом ее одежды и это окрыляло меня. Вновь и вновь я перебирал все моменты нашей встречи. Для меня не было мелочей, я помнил все, что было связано с ней. Я знал ее имя и теперь всегда упоминал ее в своих молитвах. В отличие от отца я мечтал только об одном, что однажды встречусь с девушкой, которую полюбил.

– Любовь, это что такое? – Спрашивал я у себя. – Это чувство, о котором мне рассказывал отец и мой дед? Или это что-то другое? Отец любил мою мать, дед бабушку, а я люблю Дашу. И что получается? Это все одно, одно чувство на всех? Нет, у меня совсем другое… – Не соглашался я. – Мои чувства к Даше необыкновенные, как и я сам. Они особенные – ни такие, как у всех. А Даша – самая лучшая девушка на свете, – делал я заключения и спокойно засыпал.

Мне очень хотелось рассказать все отцу, поделиться с ним своими переживаниями, но всякий раз я не решался этого сделать. Я боялся, что он не поймет меня, осудит и посмеется надо мной. Ведь он так и не поверил тому, что случилось со мной у мельницы.

– Ты ее выдумал. – Говорил он мне.

Я не соглашался, а отец стоял на своем:

– Просто ты становишься мужчиной, ты меня понимаешь?..

Я кивал головой, замолкал и уходил в себя, а отец хлопал меня по плечу, лохматил мне чуб, и с улыбкой говорил:

– Все будет хорошо! Вот придет весна, махнем на Иртыш, женим тебя и заживем мы еще лучше прежнего!

Так заканчивались мои попытки вызвать отца на откровенный разговор. Скрывая обиду, я соглашался с ним, но в душе хранил верность одной Даше.

* * *

Только к середине декабря мы поставили часовню.

Погода нас не побаловала за это время и работать приходилось и в мороз, и снегопад. Но мы выдержали все испытания и выполнили свое обязательство перед собой и Богом.

И вот настал тот день, когда мы свернули свой лагерь и стали собираться домой. Все было готово к дороге, и мы посмотрели на свое детище. На краю скалы и на фоне бесконечной тайги часовня выглядела совсем крошечной. Ее крылечко из трех ступенек и два окошка по бокам украшали ее фасад. На остроконечной крыше мы закрепили крест, сделанный из мореного дуба. Рядом положили большой камень, на котором молился старец Лука.

Помолившись и поблагодарив Бога, мы двинулись в путь. Но вдруг поднялся ветер, небо опустилось и утес утонул в плотном тумане облаков. На какое-то время мы потеряли друг друга из вида. Но вскоре сильные порывы ветра порвали облака на части и через образовавшуюся брешь, выглянуло солнце. Туман быстро растаял, ветер утих, и мы увидели нашу часовню. Она стояла в ореоле яркого света, крест ее был украшен инеем, а сама она заблестела от снега.

Отец благодарил Бога, а я зачарованный смотрел в небеса.

– Хорошее дело мы сделали с тобой, Витя. Теперь можно и домой… – Сказал отец, утирая слезы.

– Ты это чего, батя? – Спросил я, а он ответил:

– Это от радости. Пошли домой, надо успеть до темноты.

– Пошли. – Ответил я и посмотрел на часовню.

В снежном убранстве она как-то преобразилась. Она стала больше и выше, а ее крест упирался в самое небо.

– Надо же, как будто здесь и была… – Подумал я, замечая ее удачное расположение на краю горы.