Я вспомнила бедную Надежду Борисовну. И, как бывшая староста класса, заявила напрямик:

– Это - вредная игрушка! Нельзя злоупотреблять!..

– Нинчнк! (А я терпеть не могу, когда меня так называют!) Что ты, детка, в этом понимаешь?..

Ах так! Задавака из города Будущего, пусть он не думает, что перед ним Гыр Гырыч. Я изловчилась и цапнула шарик.

– Отдай!
– он стал неожиданно ужасно серьезен, как пожилой тридцатилетний мужчина.

Теперь я посмеюсь.

– Попрощайся, - говорю, - со своей забавой. Шпагоглотатель! Йог! Может, ты начнешь по-нахальному забирать?

Он схватил меня за руку, но я ведь как-никак спортсменка, а Витя на физкультуре, боюсь, грел скамейку запасных. Со мной бороться вздумал! Такую возню затеяли, как маленькие; хорошо, что его молодая мамаша не зашла в комнату. Моя бы обязательно поинтересовалась, и было бы...

– Нинка, понимаешь, что ты делаешь?

Нет, кроме этого злополучного шарика, его, кажется, ничего не волновало... А на меня нашло озорство, подняла шар высоко над головой:

– Хватай!

И он неловко бросился, шарик выскочил у меня из руки, шлепнулся о пол, хрустнул.

На Витю жалко было смотреть. Я погладила его по плечу:

– Ну, Вить, я нечаянно. Разве нельзя сделать другой?

– Нина, Ниночка, ты знаешь, что в нем было? То самое вещество, которое в тысячу раз активнее царской водки!..

– И куда же оно подевалось?

– Дурочка, - сказал, и я даже не обиделась, - вот, гляди...

В полу зияло небольшое отверстие. Виктор схватил меня за руку:

– Пойдем, узнаем, что мы натворили.

Позвонили в квартиру на пятом этаже. Под точкой падения шара в потолке черная отметинка. Ниже зеркальный шкаф - как ни в чем ни бывало. Но мальчишка-пятиклассник вместе с нами зафиксировал, что толстое зеркальное стекло просверлено, пробито вдоль, насквозь:

– Здорово получилось! Научите меня, а...

На четвертом этаже за дверью послышался тонкий собачий вой. У меня сжалось сердце. На звонок вышла полная женщина в вишневом халате, растерянная, держащая в руках что-то непонятное. Впрочем, через полминуты молчания под аккомпанемент того же воя мы сообразили, что в руках ее был еще тепленький собачий хвостик, начисто отбитый роковой каплей.

Я не выдержала и захлопнула дверь.

– Витя, не надо идти вниз, зачем?

– Надо. Натворили - и в кусты?

Обитатель квартиры на третьем этаже, некто Купиш, впустил нас неохотно, только после того, как мы заверили его, что явились по недолгому срочному делу. Он усадил нас в кресла, стоящие в пышно обставленной комнате. На полу лежал красивый ковер, и мы облегченно вздохнули: маленькая дырочка в нем, вероятно, незаметна. Можно было уходить. Витя несвязно стал спрашивать, не беспокоит ли Купиша кто-либо сверху?

– Что вы имеете в виду?
– забеспокоился гражданин.
– Ах, в буквальном смысле. Нет. Собачка, что ли? Так она маленькая. Больших собак следует бояться, а маленькая - она для развлечения. Старый человек, если больше ничего не имеет, развлекает себя собачками. А вот молодежь нынче как развлекается?
– И он почему-то подмигнул нам.
– Какие у вас там развлечения-увлечения?

– Сейчас химия, - угрюмо сказал Виктор.

– Химия, - оживился хозяин, - как из ничего делать деньги? Не дошли? То-то!..
– и захихикал.

Витя встал и, сориентировавшись по потолку, пристально посмотрел на пробитую точку ковра. Купиш перехватил, этот взгляд, вдруг вплотную подошел к Виктору:

– Без шуток! Что нужно?

– Не беспокойтесь, - я решила как-то смягчить, - оно ведь там, под ковром, ниже...

Купиш рывком отшвырнул ковер так, что я чуть не упала, и вперился в дырочку в половице.

– Откуда? Что? Ну?..

– Едкое вещество.
– Виктор недоуменно смотрел в дико вытаращенные глаза хозяина.
– Да я вам заделаю паркет и ковер заштопаем...

Купиш легко приподнял брусок паркета, мигом извлек крохотную коробочку, раскрыл.

– А-а-а... Где? Где алмаз? Кто взял?

– Должно быть, съело...
– пробормотал Печ.

– Что? Съело?! Три с половиной тысячи! Почти все вложил... Съело...

Купиш кинулся на Виктора, но я инстинктивно подставила ему ножку; пока хозяин поднимался с пола, мы уже были на лестничной площадке второго этажа.

И Витя вновь потянулся к звонку. Я чувствовала, что отговаривать его бессмысленно...

За письменным столом неподвижно сидел седой человек. Под стеклом на столе улыбалась круглолицая девушка с чуть раскосыми глазами, с высокой прической. В центре лица, там, где, по идее, помещается нос, было отверстие, как от пули. Мы с Витей дружно вздохнули.

– Ей было немногим больше, чем вам, ребята. И я даже не представляю какая она теперь. Это все, что у меня осталось от любви. Разве я не имею права говорить это вслух?.. Я часто целовал ее в носик, а она при этом смеялась. Курносая...