– Да, удивительно как бывает, – согласился Тимофей.

– Пока несправедливость будет, никогда ничего путного не получится, – снова подключился Витек, – сколько ни рви на себе рубашку и ни вещай по телику о любви к родине. Любовь, она не в кудахтанье со знаменем в руках. Она в работе, в деле, которое ты делаешь, от которого людям и всей природе польза. Тогда и тебе от этого тоже и польза материальная, и радость. И уважение от других.

Витек поглядел на меня, потом на Тимофея, понял, что мы не собираемся его останавливать или спорить, и продолжил:

– Короче, пахать надо, реальную пользу приносить. Зерно выращивать, другую еду, коров доить, дома, дороги строить, машины для всего этого делать, а у нас хотят ни шиша не делать, а жить, и чтобы на машинах хороших кататься, и чтобы коттедж был или квартира, да не на первом этаже… Да только так не бывает. Пахать надо, тогда будет. А то удумали нефть и газ продавать, а остальное все на денежки от этого покупать. Природу удумали разворовывать и продавать за тридцать сребреников. Ничего из этого не выйдет, господа хорошие! Там тоже ушлые ребята сидят, похитрее вас, лохов вороватых! Обдурят, а кого не обдурят, так купят с потрохами, а потом еще и сожрут.

Он закончил, махнул рукой и замолчал.

Мы с Тимофеем поглядели на нашего доморощенного оратора, помолчали. А потом одновременно заржали.

– Вы чего, я, что ли, неправильно говорю? – обиделся Витек.

– Правильно, правильно, вождь ты наш. Только с ящика слезь, а то от напряга идейности свалиться можно, – Тимофей обнял приятеля, – а то всех норовишь в роты собрать и еще чего такое.

– Ни на каком я ни на ящике, – не понял Витек.

– Вот и не залазь. Без тебя кому залезть хватает.

Подошли.

Синяя табличка оказалась со стрелкой. На ней было написано «Путь к коммунизму» и стояла цифра. Только разобрать эту цифру не получалось. Дожди, ветры, а может, умудренные опытом и предыдущими проколами идеологи стерли краску. Вместо четких белых цифр на голубом фоне сверкающего надеждой жестяного листа было ржавое пятно. А по краям облезшие, выгоревшие на солнцепеке остатки краски.

Тимофей сплюнул, ехидно скривил губы и проворчал:

– Ну, никуда от этих не денешься.

– А я говорил! – поддакнул Витек. – Их всех давно надо было собрать поротно и отправить.

– Да, не хило приземлились. С одной стороны ноль, с другой «Путь к коммунизму», – кивнул я.

– Однако направление есть! – решил наполнить нас оптимизмом опытный командир Тимофей.

Что там, на этом пути: бывший колхоз, совхоз, просто поселок или в самом деле «светлое будущее всего человечества», на столбе не значилось. Надо было выяснять, и мы пошли дальше. Туда, куда показывал знак.

Минут двадцать двигались в темноте. Луна закуталась в тучи, отсыпалась и не собиралась светить. Вдруг полыхнула молния, вдогонку ей громыхнуло, и перед нами оказалась гигантская не то стена, не то эстакада, не то акведук. По виду весьма старое, если не сказать старинное, а может, и древнее сооружение. Здоровенные, отесанные в прямоугольники каменные глыбы от времени скруглились углами, обросли мхом. Разглядеть, что это было, не получалось. Слишком высоко.

– Ни фига себе отгрохали! – протянул Витек. – Как это безобразие обойти?

– Да вон, гляди, кажется, лаз или тоннель, – показал Тимофей и похвалил: – Молодцы, дотюмкали, а то на вертолете пришлось бы на ту сторону десантироваться или еще как.

Тоннель был почти заваленным, длинным, темным и сырым, как ночь. Под ногами хлюпало, сверху сочилась грязная жижа. Должно быть, там, наверху, был все-таки акведук. Временами приходилось протискиваться между обвалившихся камней. Эхо умножало каждый шаг, превращало чавканье башмаков в стук. Будто тикали такие же гигантские, как акведук, часы. Иногда к этому тиканью добавлялся рык и скрежет. Будто старую баржу тащили по камням. Далеко-далеко светилась луна.

– Теперь тебе, Витек, понятно, что такое «свет в конце тоннеля»? – чтобы разрядить давящий напряг, показал туда Тимоха.

– Теперь любому понятно. Не понятно, за что нам эти непонятки, – ответил тот, – ну да разберемся. Виновные будут строго наказаны!

– Ну-ну, валяй, – кивнул десантник.

Наконец вышли.

Столб в двух шагах от выхода зло блеснул шляпками гвоздей. На них когда-то, должно быть, держалась табличка с очередным указателем или еще чем значимым, а теперь болтался скрученный петлей обрывок проволоки.