Шрифт:
Ну, многие, конечно, прибор этот знают и даже пользуют — такая штуковина небольшая с отдельным телефонным номером. Ежели вас кто разыскивает, он по этому номеру звонит, пейджер ваш пищит, а на его экранчике номер звонящего человека высвечивается. Тут только и остается, что до ближайшего телефона добраться и данный номер набрать, чтобы переговорить с тем, кто вас так настойчиво домогается.
И вот эта женщина расстроенная решила взять да и звякнуть по номеру своего же пейджера. И что вы думаете? Через несколько минут раздается звонок: кто тут, дескать, НАС по пейджеру вызывал?
А дальше уж и всего-то было делов, что в телефонную компанию звякнуть, чтобы узнать, с какого такого номера этот последний звонок сделан был — да и передать этот телефончик в полицию. Как оно, собственно, и произошло. А уже через полчаса машина любимая у дома располагалась, а угонщики — в каталажке.
И я тут любые скидки готов сделать — на общую заторможенность, на детство тяжелое, на недостаток даже витаминов, но… Если в чужой — уворованной вдобавок — машине чужой и тоже уворованный пейджер пищать начинает, то что ж это за агрегат на плечах надо иметь, чтобы предположить, что это ТЕБЯ?
Структура. Материал меняется — структура бессмертна. И все оно давным-давно в фольклоре отлито. Здесь у меня мгновенно в памяти тот анекдот всплывает, когда сидит папа с сыном за столом и двоечника-сыночка по башке кулаком угощает, выговаривая в ритм ударам:
— Иди-от, кре-тин, ты ког-да учить-ся нач-нешь, бол-ван хре-нов…
На что сыночек басом:
— Паааап, стучааат…
— Щас открою!
М— да… Как сказал один из совсем отчаявшихся: «Остановите планету, я сойду…»
Честное слово, мне этот тип в зеркале все больше и больше нравиться начинает. Потому как все же в сравнении познается. Потому как все относительно. И пока существуем мы на своих скоростях умеренных, так и физиономия в зеркале вполне ничего. А как только выскакиваем на скоростную полосу нашей жизни движения — в разбой какой ныряя или, не дай Бог, в политику — так сразу уравнение имени Лоренца в работу включается. И по нему выходит, что идиотизм наш при умеренной вполне массе покоя начинает такую массу движения приобретать, что вся Вселенная по швам трещит. О чем еще старик Эйнштейн население предупреждал.
И уж коли мы о сравнении да относительности заговорили, то, теоретически рассуждая, должны и такие рекордсмены быть, чтобы рядом с ними вся та когорта, что выше, смотрелась бы если и не академией наук, то уж по меньшей мере ученым советом университета какого-нибудь. (Я это, понятно, тут больше для красного словца, потому что и академии, и советы ученые иногда без всяких даже хитростей на предмет относительности да сравнения не очень-то непохоже и смотрятся. Но это уже тема для будущих трудов.)
Конечно, теория такая любимым Ильича критерием — практикой, то есть — подтверждается на все сто. Да вы и сами уже кое-каких чемпионов даже во всей небанальной череде рассмотреть, небось, успели. Как, к примеру, ту же Сидонию, с миллионом ее нарисованым и упорством, лучшего применения достойным.
Но поскольку за титул чемпионский всегда уж хотя бы несколько претендентов борются, сыскались они, конечно, и здесь — в освященном веками фальшивомонетном бизнесе. Отчего и выявление чистого победителя начинает некоторую сложность представлять — при безусловно рекордном идиотизме всех борющихся за почетное звание участников.
В этом конкретном забеге — с миллионершей Сидонией вместе — неплохие шансы, на мой взгляд, и у Джени Коулмен из Колумбии, штат Монтана. Она в парфюмерном магазине духов прикупив, у кассы вывалила целую жмень пятидолларовых банкнот, сварганенных просто и бесхитростно. Взяла эта Джени, сунула в ксерокс бумагу ядовито-зеленую, и на ней откопировала передок настоящей пятерки — «орел» как бы — и той же пятерки зад, то-бишь, «решку». А потом уже перед с задом для вящей достоверности посклеивала. В удобных для нее количествах — ксерокс-то сколько хочешь копий выпулит. Особенно тот, которым она пользовалась — черно-белый. Они цветных гораздо быстрее.
Однако и шансов того гражданина, что в Вичита, штат Канзас, припух, я бы тоже недооценивать не стал. Его в 1997 году полиция там заарестовала, когда он в гостинице аэропортовской расплачиваться стал. Наличными. Выложив на стойку банкноты достоинством в… ШЕСТНАДЦАТЬ долларов.
И Джека Суинта из Роанок, штат Вирджиния, я бы на ту же самую беговую дорожку вывел — хотя и не подделкой собственно купюр он занимался. Выписывал он просто-напросто непокрытые чеки — что, как вы понимаете, те же деньги. И в количествах прямо-таки промышленных. Причем таскали его уже на ту скамейку не раз и не два. Но в последний раз, в 1996 году, он очень даже небезосновательно на суде отбояриться пытался. Сказавши, что чеки левые, конечно, выписывал — но и понять его должно. Очень уж ему деньги нужны были. Чтобы с психотерапевтом своим рассчитаться, лечившим его в связи с некоей нездоровой манией. Какой? Да вот этой же самой — выписывать непокрытые чеки.
А и еще одного претендента я бы попросил в забег включить. Раз уж у нас в чеках да банкнотах соревнование наметилось. В марте 1996 года зашел как-то в отделение банка Вестерн Юнион в Далласе молодой человек. С целью по чеку получить наличные деньги. Отоварить, то есть.
Вестерн Юнион — заведение во всей Северной Америке известное. В любом другом банке чтобы чек обналичить («окешить», как местный новоэмигрантский элемент это дело спрягает), надо в этом же банке счет иметь. Вестерн Юнион таких требований не предъявляет, за что и берет определенный невеликий процент, чтобы потом самому с этим чеком дальше уже разбираться. Это так, для полноты картины.