Лечить власть имущих мусульман или христиан – мне без разницы, врач он и есть врач, для него не должно быть проблем с вероисповеданием больного. А вот тем евреям, которые стали солдатами при дворе короля, я сочувствую: храбро сражаться и отдавать жизнь под знаменем креста или полумесяца – бесславная жертва.

Нам, иудеям, только и остаётся следовать наставлениям древних мудрецов: терпеть и надеяться на то, что «за ночью следует день; темнота несёт в себе обещание рассвета». Иногда ловлю себя на мысли, вернее надежде, что стихи – песни души моей, вызовут отклик не только у современников, но и у будущих поколений, уже живущих на Земле Израиля. Вот только сейчас нет времени следовать вдохновению, работаю как никогда; утро, день, вечер, ночь слились в один бесконечный рабочий приём посетителей, которые иногда жалуются на совершенно пустяшные недуги. Нет выбора, только и остаётся, что заставить себя делать рутинную ненужную работу, которая всегда вызывала у меня досаду и раздражение. О чём и пишу своему другу Моше ибн Эзре, с которым мысленно никогда не расстаюсь: «В часы, которые не назовёшь ни днём, ни ночью, я предаюсь суетному делу врачевания… А город велик, и жители в нём исполинского роста [86] , и нрав у них крутой, а чем же ещё сыскать слуге милость своих господ, как не убиванием дней своих на исполнение их желаний и не употреблением лет своих на исцеление их недугов».

День за днём не покидает тревога, ощущение зря потерянного времени, однако не в моих силах наполнить смыслом рутину будней. Живу ожиданием и призрачной надеждой оказаться на Земле Израиля, где мы станем хозяевами своей судьбы.

В еврейском квартале, где я снял очень даже приличное жильё, не раз подступалась ко мне сваха с очевидными словами о том, что «не д'oлжно человеку быть одному». Кто бы спорил, я и в самом деле тоскую в долгом одиночестве. Вот только невеста, которую она привела, не вызвала вдохновения. Я человека узнаю по глазам – бывают внимательные, живые, вдумчивые, а у той, что стояла передо мной, как погасшие лампады или стоячие воды. Всегда руководствовался интуицией, часто жизненные вопросы решаются на бессознательном – эмоциональном уровне. Впрочем, кто знает, не случись встречи с Аделией – не искал бы в женщинах её живости, красоты, вдохновения. Она прекрасна не только в танце – заслушаешься её рассказами о путешествиях, о вольных пиратах Карибского моря. Вот и сейчас по контрасту с предлагаемой невестой невольно обращаюсь к той, что оставила меня:

Где сейчас Аделия, за которой я готов был следовать чуть ли не в пираты? С ней связана моя страсть и страдание… Вспоминает ли она обо мне…

В следующий раз опять по наводке свахи пошёл на свидание с молодой услужливой вдовой; в первую же встречу она обещала заботу и обустроенный быт. Невысокого роста, подвижная, смешливая, готовая каждую минуту к восторженным восклицаниям, она, будучи из состоятельной семьи, чудовищно невежественна. Вот уж не думал, что такие бывают. Едва умея читать, она с недоумением относится к писанию стихов, за которые не платят деньги. Мне не о чем с ней говорить, зато она не закрывает рта; всё время со всеми подробностями рассказывает о кулинарных рецептах. Когда пытаюсь перевести разговор на другую тему, ненадолго замолкает, затем снова начинает повествовать о том, как она готовит разные блюда, какие приправы полезны для здоровья, а от каких живот пучит. Из соображений человеколюбия хотел развить её интеллект, давал читать книги, но мои старания вызвали лишь раздражение. Эта ничем не примечательная особа несколько раз предлагала мне написать книгу о ней. Наверное, надеялась, что я разбогатею, обрету известность, тогда и она прославится. Я хорошо отделался – не пришлось обижать женщину отказом связать наши судьбы, всё сложилось само собой – спустя несколько недель после нашего знакомства она вышла замуж. Я не прошёл конкурс женихов, хоть и не хотел в нём участвовать. А судя по счастливому смеху своей несостоявшейся невесты, которую вскоре встретил на улице с мужем, она нашла ценителя своим кулинарным талантам.

Наверное, привлекательность женщины зависит и от моего воображения, если бы эта женщина была немая, я бы за её молчанием вообразил могучий интеллект. Как бы то ни было, надежда на счастливый случай не оставляет меня; я встречу ту, с которой не глохнут ни мысли, ни чувства. Ну да на воспоминания и мечты не хватает времени, ибо трудно быть медиком при дворе короля. Опять же, следует оправдать рекомендацию высокопоставленного дяди Шломо – Иосифа ибн Фарузиэля. Я прославляю его в стихах, ибо вижу в нём защитника нашего бесправного народа. Стихи возвращают мне уверенность в себе; царь Давид любил петь, и, пока он пел, ангел смерти не мог к нему подступиться. Псалмы царя Давида бессмертны, кто знает, может, и мои стихи будут кого-то радовать по прошествии многих лет.

Когда случаются между приёмами больных минуты свободного времени, возвращаюсь к работе над недавно начатой рукописью «Кузари» – то будет книга «Доводы и доказательства в защиту гонимой веры». Я не первый обращаюсь к полемике христиан, мусульман и евреев; хочу поделиться убеждением в истинности нашей веры и мечтой вернуться в страну Израиля; к святости, которую можно достигнуть только на своей земле. Даже если это невозможно сделать сегодня, по причине захвата Иерусалима кровожадными крестоносцами, то хотя бы поддержать надежду на избавление. И тем самым предостеречь от соблазна принять господствующую вторичную религию мусульман или христиан. Не раз представлял себя на положении соплеменников, вынужденных перед лицом смерти выбирать между своей и чуждой верой. «Выбери жизнь!» – написано в нашем Учении, ведь потом ты можешь вернуться к вере отцов: еврей всегда остаётся евреем. А если речь идёт об изгнании или отречении, я предпочитаю изгнание.

В трактате «Кузари» пишу об историческом событии – выборе религии хазарским царём. Хоть с тех пор прошло четыреста лет, однако вопрос вероисповедания, предполагающего и чувство, и разум, всегда актуален. Появление еврейских поселений на будущей территории Хазарии относится ещё к первым векам нового летоисчисления; в основном ко времени после поражения в войне с Римом и восстания Бар-Кохбы. То были иудеи из причерноморской зоны Кавказа, куда их ссылали римляне. В седьмом веке у берегов Каспийского моря возникло сильное Хазарское государство, сохранявшее свою независимость до середины десятого века. В Хазарию, славившуюся своим правосудием и веротерпимостью, евреи переселялись из мусульманских городов. Многие бежали из Рима, где их хотели обратить в христианство. По доходившим сведениям, мои единоверцы обладали более высокой культурой; заселяли целые кварталы хазарских городов, особенно в Крыму. Основное население тех мест были язычниками татарского племени. «Кузари» на иврите означает «хазар» – житель Хазарии. В конце седьмого или в начале восьмого века мудрый и богобоязненный хазарский царь Булан принял иудаизм. С его потомком – царём Хазарии Иосифом – в десятом веке переписывался врач и советник Кордовского халифа Хасдай ибн Шапрут. Переписывался на иврите, то есть хазары пользовались ивритским алфавитом. Иосиф прославляет своего умного предка царя Булана – великого мудреца, «изгнавшего гадателей и идолопоклонников со своей земли» [88] .

Свою книгу «Кузари» я начинаю с размышлений царя Булана. Познакомившись с философией и религией греков, арабов и евреев, он выбрал иудаизм – веру гонимого бесправного народа. Таким образом, официальной религией правящего слоя общества стала иудейская вера. И это вопреки попыткам распространения христианства Византией и мусульманскому влиянию Востока. Начал Булан с того, что выслушал доводы философа, христианина, мусульманина и иудея о преимуществах их веры, затем пришёл к выводу о первичности и большей достоверности учения евреев. Вера – это ощущение, что стоишь перед лицом Творца – Создателя мира; этим свойством в той или иной степени наделены все религии. Вопрос в том, какая из них в большей степени соответствует здравому смыслу. На вопрос, какая из двух религий – иудаизм или мусульманство – ближе к истине, христианин отвечает – иудаизм. Также и мусульманин из двух других вероисповеданий выбирает иудейскую веру. К тому же никто не станет отрицать первичность единобожия евреев. Напрашивается вопрос: почему многие из приверженцев креста и полумесяца стали кровожадными? Неужели для того, чтобы утвердиться в своей правоте, нужно уничтожить веру, на которой они основали свою религию? Очевидно, что появление Иисуса приблизило языческий мир к единобожию, в результате чего в Риме было отменено рабство, наблюдалось улучшение нравов. И принятие мусульманства дикими кочевыми племенами приобщило их к духовной культуре более развитых цивилизаций. Иисус и Магомет не отменяли заповеди, данные евреям на Синае.