Из душа неожиданно пошла сильно горячая вода. Я судорожно схватился за кран, но лишь добавил кипятка. Вскрикнул ошпаренный и отскочил от струи. Пора выходить.

Настал черед кофе. Я сидел за кухонным столом и маленькими глотками наслаждался процессом. У меня есть жесткое правило – никто не должен со мной разговаривать, пока не выпью первую чашку. После этого уже можно говорить притворное «Доброе утро». Если это правило нарушить, прибью на месте. Это все знают – и жена, и дочь, и домработница. Боль в голове почти прошла, но сонные мысли не отпускали – отец даже тут меня смог достать. Я вспомнил то свое реальное детство – детство боли и обид. Вообще, было бы здорово как в сегодняшнем сне осознавать себя тогда. Все бы тогда было по-другому – я бы не позволил над собой издеваться, не терпел этот садизм и унижения. Может, вырос бы другим человеком, не таким жестоким временами, и с Настей все было бы по-другому. Жаль, что семья – это данность, которую мы не в состоянии изменить, особенно в юности. Где родился – то и получи. Говорят, дети сами выбирают своих родителей. Жена вот любит повторять Маше: «Спасибо, доченька, что выбрала нас». А вот я в свое время, похоже, сделал не тот выбор.

Настя сидела напротив и смотрела в окно, пытаясь разглядеть что-то новое, а за моей спиной на диване прыгала Машка. Как же раздражают ее прыжки: каждый последующий в разы сильнее предыдущего! Откуда вообще у нее столько радости?

– Доброе утро, ты сегодня как вечером? – решила начать диалог жена.

Я посмотрел в чашку, на дне которой остался один глоток.

– Дела… Много всего, – всем своим видом я дал понять, что был фальстарт во времени начала разговора.

– Мы собирались заехать поздравить Иру.

– Да! Тетю Иру. Задуть с ней свечи на торте! – бодро добавила попрыгунья.

– Перестань прыгать, – меня правда ужасно раздражает это детское непонимание границ. – Ну заедьте без меня, мне вот точно не до этого.

– Я везде без тебя. Со стороны как мать-одиночка, – Настя продолжала смотреть в окно.

– Маша, перестань прыгать и сядь за стол! – я был измучен и раздражен. Дочь не реагировала, и каждое ее приземление на пружины дивана «накачивало» меня еще сильнее. Настя добавила накалу:

– Может, ты начнешь хотя бы делать вид, что у нас нормальная семья?

Тут дочь подпрыгнула очень сильно и с грохотом плюхнулась всем телом на диван. Это выдержать было уже невозможно. Я изо всех сил швырнул чашку с недопитым глотком кофе в стену. Она разлетелась на мелкие куски, а Маша от испуга вжалась в диван. Я начал орать:

– Сколько раз можно повторять?! Не понимаешь по-другому? Я тебе сказал, как взрослой: «Перестань!», значит перестань! Никаких тортов сегодня, ты – наказана!

Дочь от испуга и обиды заревела. Жена же не сильно удивилась, лишь злобно посмотрела на меня. А я остановиться уже не мог:

– Теперь слушай ты: давай я сам буду решать, какой вид мне надо делать.

– Мама, у меня на руке царапина от осколков, – сквозь слезы как-то надтреснуто пропищала дочь.

– Сейчас я посмотрю, Машуль, – Настя вскочила из-за стола и кинулась к дочери, попутно шепотом наградив меня титулом «Козел».

Утро не задалось, я встал и громко, не оборачиваясь, кинул: «Спасибо за завтрак, семейство».

Наконец, я на работе. Люблю свой кабинет. Во-первых, у меня панорамный вид на Москву, а во-вторых, кабинет – это символ достижений. Здесь практически все сколько-нибудь значимые награды по пиару, мои фотографии с Великими, подарки – можно сказать, мир, который я создал сам. Семейных фотографий, правда, тут нет – впрочем надо будет как-нибудь распечатать и повесить, так ведь принято.

Через что мне только не пришлось пройти ради этого кабинета. Пиар такая штука, где надо уметь управлять, манипулировать, не признавать ошибки – фигачить вперед так, как считаешь правильным. Именно это мне и помогло стать тем, кто я есть, вопреки родительским нравоучениям о том, что пиарщик – не профессия.

Свое состояние и репутацию я заработал не сразу. У меня были проекты, которые позволяли жить, но я мечтал о большом проекте. Про него мне говорили: «Это нереально», «Так никто не делает». Я ходил по крупным компаниям и предлагал им создать свой масштабный фестиваль электронной музыки. В России тогда ничего подобного не было. Я съездил в Америку и Европу, посмотрел, как у них все устроено, и разработал собственный проект. Директора компаний говорили, что никому в России такой фестиваль не нужен – стоит это очень дорого, риск огромный, выхлоп непонятен. Я вырос в такой семье, где научился терпеть боль и не смиряться: пытался делать так, как я считаю, – за это и отхватывал пополной. Во взрослой жизни это упорство помогло идти к своей цели и никого не слушать. Чем больше испытаний – тем очевиднее, что я двигаюсь в правильную сторону. Через два года скитаний по компаниями я нашел банк, который решился на мой проект. Мы провели самый масштабный в стране фестиваль электронной музыки, банк за три года «отбил» свои затраты. Это была победа – доказательство того, что я выбрал правильный путь, несмотря на мнение родителей и окружения о моей работе.

После этого проекта дела пошли в гору, и у меня появился этот мой кабинет.

Кстати, может, ремонт тут сделать? Хочется освежить обстановку.

За окном хмурое осеннее небо с тяжелыми низкими тучами.

Стук в кабинет прервал мрачную гармонию. Это была Катя.

– Извините, я все по тендеру, там все собрались.

– Счастье-то какое, все собрались. Знаешь, у меня дочь переставляет буквы в словах и говорит смешно, например вместо «собрались» она как-то сказала: «Папа, там гости обраслись». А мне показалось «обсрались», смешно было. Вот и вы там обсрались, походу. Ну пошли, посмотрим.