Вокруг был черно-серебряный лес с прозрачным воздухом, почти лишенный подлеска. Он не был таким пустым и одновременно полным, как лес Порога, нет: тут и там слышались птичьи голоса, какие-то шуршания и шорохи.

Сам Илья лежал на чем-то, похожем на огромную берлогу или свернувшегося поспать энта, на какой-то узловатой сфере из черных веток. Соразмерив потенциал свой удачи с ситуацией, Илья счел за благо осторожненько сползти со своего насеста прежде, чем оглядываться дальше. Ему повезло, странное гнездо или берлога не шелохнулись, и обойдя потом его по кругу, Илья так и не нашел ничего похожего на нору или место соединения. Весь ветвистый шар был просто тем, чем казался: ветвистым шаром в человеческий рост высотой. Еще раз оглядевшись, Илья оценил перспективы как бесперспективные: он был один в незнакомом лесу, и даже звать на помощь было несколько стремновато с учетом потенциальной погони Шторма. К тому же собственная правая рука не внушала доверия, а это уже была прямо-таки полнокровная диверсия. И вряд ли Шторм и его непонятные претензии не имели отношения к этой проблеме. В конце-концов, именно во время столкновения с этим малоприятным гражданином все и произошло.

— Вот так и будем жить, — заключил Илья. — Плохо, но недолго.

— Простите, — внезапно обратился к нему кто-то с на редкость культурным голосом. — Это Вы будете Конь-Бел?

Илья судорожно обернулся, в одну сторону, в другую, но говорящего не обнаружил. Тот, тем временем, вежливо откашлялся.

— Ниже. Ниже, — деликатно направил голос свои поиски. Илья опустил, наконец, глаза на землю и удивленно встретился взглядом … с самой обыкновенной серой с цветными подпалинами кошкой. Самая обычная гладкошерстная Мурка или Маська, каких если не сотни, то десятки в каждом населенном пункте.

— Простите, — чувствуя себя полнейшим дебилом, сказал Илья. — Это вы мне?

— Любезнейший, — ответила ему пушистая мадам с оттенком апломба, раздраженно помахивая коротким хвостом. — Вы тут наблюдаете других разумных существ?

— Разумность — понятие относительное, — немного нервно ответил Илья и глупо хихикнул. — И возможно, ко мне не относящееся.

Кошка фыркнула, как это умеют делать одни лишь кошки, и сказала:

— Вас поджидает ваш коллега, — сказала она. — Извольте проследовать за мной.

— Где поджидает? В зале поджидания? — уточнил Илья, продолжая нервно похихикивать.

— Какая глупость, — не выдержала кошка, неодобрительно глядя на него. — Феерическая! Я видела его на самой маленькой поляне, которая с крошкой-дубом. Это не какой-то там зал поджидания.

— Молчу, — пообещал Илья. — До самой маленькой поляны обязуюсь молчать, только, мадам кошка, скажите мне, какой конкретно коллега меня ждет?

— Конь-Черен, — ответила кошка, поворачиваясь на одном месте так, что в один момент на месте двухцветного носа оказался трехцветный хвост с белым кончиком, укоризенно покачиващийся. — Не стойте столбом!

Илья спохватился, зашагал за ней. Наученный опытом общения с хвостатой братией, он даже по сторонам не смотрел, только под ноги: его собственный кот очень уважал процесс неравномерного хождения, когда идешь, идешь перед человеком, а потом резко ап! — и встаешь намертво. К числу результатов таких экзерсисов обычно относились извинения человека перед превосходящим пушистым разумом. Но вообще-то ситуация была на редкость сюрреалистичной. Пусть Илья верил в сугубую разумность котиков и кошечек и кота своего научил невразумительно выговаривать “ням-ням” при выпрашивании вкусняшек, но в самом деле говорящая кошка относилась к категории температурного бреда. Возможно, ему стоило поблагодарить небеса, что хвостатая мадам хотя бы не была наряжена в плащ и сапоги, и не ходила на задних лапах, тыкая в людей маленький острой шпагой.

— Мадам кошка, — позвал Илья по прошествии нескольких задумчивых минут. Та полуобернула к нему голову и, кажется, вопросительно приподняла бровь. — Как вас хоть зовут?

— Кошка, которая просыпала корицу, — сообщила она, явно теряя интерес к своему подопечному. — Мы почти пришли.

— Да? — уточнил Илья и осекся, потому что между деревьев мелькнула прогалина, и кто-то, идущий по ней навстречу им. И этот кто-то выглядел как порождение компьютерной игры и больного воображения геймдева, а вовсе не как нормальный Пони.

Что-то нехорошее в мире происходило. Мир страдал, мир волновался, и мы все, конечно, слышали, как он жалуется, недовольный, даже испуганный. Этот, которому снились ужасные и разрушительные сны, продолжал спать, и его грезы тревожили и Реальность, и Пограничье, и даже Сонный мир. Те из нас, кто спускался ниже, говорили, что чем дальше, тем больше тревога. Впрочем, с этих сорвиголов сталось бы преувеличивать просто для того, чтобы привесить себе подвигов. Будучи котом и, следовательно, плутом, другим котам, и, следовательно, плутам я не доверяю ни грош. Если дело не касается, конечно, знатной битвы. Именно в сражении ошибиться трудно: кот кота не подведет, не бросит и сторону не сменит. А вот в остальном можно, пожалуй, довериться только Двекошке, и то не всегда, и, конечно же, Кошке, нежной, как Сливки. Но вот только ей до всех этих разборок как-то недосуг. Я попытался было ей рассказать о том, что происходит, но она лишь зевнула своей безупречной пастью с острыми, как иглы зубами, и сказала:

— Не переживай, кот Рвот. Все образуется.

И вот и все. Мудрость ее была непоколебима.

А вот я места себе не находил, и редкую ночь спокойно спал в своей постели, и ни одного дня не мог мирно отдохнуть в тиши нашего всегда мирного в дневное время дома.

Именно поэтому ни одно событие не могло застать меня врасплох. Я как раз закончил расправу над очередным выводком каких-то мелких, неубедительных мефоз, когда все мое кошачество, все внутреннее ощущение приключения натянуло, как струну, и она зазвенела, перебивая все звуки реального мира: “Вставай, враги, беги, враги! Вставай, лети, беги, враги!”