Илья пару раз увидел изнанку этого искусственного мира в разрывах, мрак подземных коридоров, и из-за изгибов осыпающегося пространства перед его глазами мелькнули его собственные ноги и спина, а потом наступила пустая темнота.

Сколько именно это длилось, он не смог понять ни сразу, ни потом: просто было темно, невероятно, непроглядно темно и пусто, а потом он как-то разом понял, что у него просто закрыты глаза.

Крайне недовольный собой и злым миром, Илья приподнял веки и тут же часто заморгал, потому что даже окружающий его скудный свет показался слишком ярким. А еще он не мог толком пошевелиться: вокруг не оказалось никакой основы, никакой опоры не ощущалось ни под ногами, ни под руками, ни под спиной. Илья осторожно повернул голову, промаргиваясь, и обнаружил, что его разведенные в стороны руки оплетают лианы или веревки из чистого света, такое же авангардное украшение обнаружилось поперек груди и живота. При этом ощущения удержания или захвата не было, просто сдвинуться было невозможно, а вокруг распространялся тот самый блеклый свет, позволяя видеть хотя бы себя, если не стены комнаты.

— Добро, магия, счастье, — прокомментировал Илья себе под нос, но воздух словно бы съел звук, как было еще там, в лесу. Вокруг не было ничего, что позволило бы идентифицировать место нахождения или причину попадания в такую подвешенную во всех смыслах ситуацию, но зато воспоминания вернулись полностью, и Илья, наконец, смог примерно восстановить линейку произошедшего. Вот они с Пони идут по подземному коридору, спускаясь все глубже, а потом, видимо, попали в какую-то ловушку, расставленную владелицей неуютного жилья. В результате Илья провалился в иллюзорные миры, созданные магией ведьмы, и Пони, вероятно, тоже — но тогда он должен был вырваться на свободу, как максимум, одновременно с ним … и Маэдисом.

Кстати, Маэдиса поблизости тоже не наблюдалось, но делать выводы было сложно: то ли их разделило при переходе, то ли Маэдис вообще не вышел из иллюзий, то ли, может, и предал своего временного спутника, оставив его на растерзание какому-то светопрядущему пауку.

— Эй, — позвал было Илья в пустоту, когда ему надоело висеть, но тишина ничуть не поколебалась, съев каждый из двух звуков с особым аппетитом. Она явно была голодной, если такое вообще бывает.

— И что, я теперь буду здесь висеть до скончания мира? — сказал Илья, даже немного забавляясь тем, как вместо слов изо рта не вырывается ни звука. Стараясь удержать это ощущение, потому что с ним было проще жить, парень продолжил говорить. — А что сделал бы Суперкот? А ничего бы не сделал, потому что у него лапки. Но, несомненно, посоветовал бы мне не терять присутствия духа и искать возможность освободиться. Плохо, конечно, что я даже не представляю, с чем столкнулся, и где вообще Пони? И вот интересно, как он вызывал своих тенесуперкотов? Мне бы сейчас не повредил натуральный такой суперкот, — Илья говорил и говорил, пытаясь не впадать в панику и сохранить присутствие духа. Одно хорошо: пока не хотелось ни есть, ни в туалет, и, если подумать, так было с момента попадания в эти самые Третьи Земли, хотя он определенно ел рыбу и пил на Аваллоне: а вот чувства голода или жажды не было. Он успел вспомнить все, какие когда-либо недозабыл, стихи и тексты песен, рассказы, анекдоты и просто наборы цифр и случайные факты, когда в отдалении возник небольшой островок света, не имеющего отношения к его световым оковам. Он постепенно приближался, и Илья, невольно нервничая, пытался разглядеть, что это, пока, наконец, не увидел того, над чьей головой вился пушистый шарик света. К нему шел, сохраняя на редкость серьезное выражение на физиономии, он сам: только одетый в другую одежду, наверное, и какой-то… не такой.

Подойдя ближе, второй остановился, позволяя светляку виться вокруг себя и, склонив голову набок, стал изучать Илью.

Илья в ответ изучал его, тоже, полный немого изумления: хотя вот с этим вариантов не было, полог тишины все еще накрывал его и все вокруг, и приподнялся он только когда второй поднял руку и щелкнул пальцами — этот щелчок неожиданно хлестко разнесся вокруг, и звук вернулся.

— Жаль, что нельзя убить тебя сейчас и здесь, — сказал второй, и Илья с отвращением узнал собственный голос, каким он обычно звучал на записях.

— За что бы это меня убивать?

— За то, что ты живешь.

— Многие живут.

— Но ты один живешь вместо меня. И рано или поздно, но ты умрешь и уступишь не свое место.

— Ты, как, мой злой близнец, что ли?

Второй усмехнулся.

— Нет. Это ты — злой близнец. А я — жертва. Но когда-нибудь… все пройдет.

— Как-то так: слезы смоют мрак, — спел Илья, внезапно ловя коннотацию и чувствуя себя от этого счастливым, словно он не был непонятно где в непонятно какой ситуации. — И тогда все пройдет. Я хотел тебе сказать, или просто обещать…

— Замолчи! — почти крикнул второй, судорожно складывая какую-то фигуру, но сбиваясь и не успевая, потому что голос Ильи словно по всему пространству резонировал, колебаясь вместе с тканью реальности.

— Что когда-нибудь, когда-нибудь, все пройдет, — упрямо закончил он. — Страх уйдет. Все пройдет!..

— Что-то произошло? — раздался голос откуда-то из темноты. — Князь? Тебе нужна помощь?

— Нет, — отозвался второй с крайней степенью неохоты на лице. — Я же сказал — вы все можете идти. Я вполне справлюсь сам.

— Царь тебя призывает, светлый князь, — неуверенно сообщили в ответ. — Мы вернулись за тобой.

— Что там случилось? — не отрывая от Ильи неприязненного взгляда, крикнул назад двойник.

— Тот гость, колдун Маэдис, чем-то недоволен. Царь просит тебя прийти, светлый князь.

— Наколдовал, — почти что одними губами сказал двойник, обращаясь к Илье. — Я тебе это припомню.

Илья набрал в рот воздуха и повторил, почти проорал, радуясь тени силы, которую ему это давало:

— Что когда-нибудь, когда-нибудь боль уйдет, страх уйдет. Все пройдет!..