Поворочавшись еще треть часа, Рони все придумывал, что бы насоветовала Жанет. Так бы и мучился без сна, если бы не вспомнил их разговор в канун весны.

«И на крыше спешить опасно, не то что в быту. Примерься, ступай вперед по надежным опорам», – кому еще лучше всех знать о том, как решать сложнейшие из вопросов? Доверившись своднице, Рони взялся за посильную задачу. Уснул.

***

Из приятной неги, где крыши дышали свободой, а топливо в оснастке не кончалось, его вытащили грубым стуком. Поднялся он, как в тумане: ощупью натянул еще влажные сапоги, а ремень затянуть не успел. На пороге объявился кабан.

– Ну и паршивенький у тебя видок! – хрюкнул он и швырнул полотенце в лицо.

– В зеркало поглядись, – запоздало просипел Рони. На удивление, полотенце ничем не смердело и даже имело относительно белый цвет. Чистое, свежее. В отличие от пропахшей потом рубахи, в которую он с неохотой продел руки. – Авось прозреешь, что не для тебя раздетым спал.

– Коль Виктор прикажет, и днем с голым задом пройдешься. Давай, на выход.

Рони хотел сочинить что-то горькое, острое, над чем бы точно посмеялась Жанет или Лея. Но силы оставили его еще вчера, и он только толкнул кабана плечом, выбираясь наружу.

Хорошо хоть умыться дали, отхожее место показав. Половиной работающего ума Рони искал пути отступления, так и не свыкшись с тем, что намертво пригвоздило его к логову врага. Самые близкие. Якорь, потянувший на дно.

– Да не топись раньше времени, – забарабанил кабан в дверь. Явно назло – от этого Рони не мог расслабиться еще с минуту, стоя как дурак над унитазом.

– Чтоб ты сдох, – шепотом попросил Рони у потолка. Сполоснул руки. Крепко толкнул дверь, надеясь задеть наглеца, но тот предугадал замысел. Стоял, ощерившись, у стены: в полнейшей безопасности.

В том же настроении они и спустились на этаж ниже – в залу с низким потолком и рядом несущих столбов. Половицы скрипели на манер крыш в Сан-Дениже, доживая свое. Те же столы, те же стулья: зашкурить бы их, обдать лаком из сострадания.

Но у коршунов нет сердец.

– Утреца, Хорас. Как ты, вчера под небо-то смог залезть? – заговорил горластый низкий коршун. Даже не встал со скамьи.

Кабан отбивался:

– Смог, да тебя там не заметил. – В группе присвистнули, его начали перебивать, и тот повысил голос. – Ну все-все, завоняли. Вы это… приглядывайте за воробьем, чтоб не поперхнулся, а я по делам, – буркнул кабан, ткнув мясистым пальцем в ближний стол. На том уже высилась стопка грязной посуды.

– Да когда они у тебя водились, дела-то? И удрал, гля…

– И без тебя разберемся, кого и как нянчить, – огрызнулся высокий и чумазый паренек, помоложе на вид, чем Рони.

В самом конце стола, за горой посуды, обнаружилось приятное соседство: две тарелки с остывающей едой (видимо, им с кабаном оставлено). Жаль, что к ним прилагалась компания ловчих птиц.

– Ну, подлезай, рассказывай, – похлопал по столу горластый. – Мы не кусачие. – Нестройный гогот. – Приятного аппетита, Рали.

Исправлять чужую ошибку Рони не собирался. Через пару дней он забудет эти рожи. А может, и не успеет запомнить, если судьба милостива.

А вот помирать от голода – удел дураков. Бесплатно у негодяев отзавтракать – считай, искупил грехи. Не успел Рони дойти до стола, как собрал всеобщее внимание. Коршуны окружили кольцом, еще и стул пододвинули, как девице на свидании. Гневно блеснув глазами, Рони уселся, перед тем демонстративно стряхнув грязь с сидения. Сора на пальцах не осталось. Вся грязь расположилась вокруг, задорно болтая:

– Добро пожаловать в команду, – и тут же на плечо опустилась рука. Шершавые пальцы, бывалая птица. Оглянулся Рони и тут же понял – самый высоченный к нему пристал, еще и зоб у того припухший, будто хворь какая.

В зале с ним прохлаждалось человек семь навскидку. Виктора не видать, свинорылого и след простыл. Хоть какая-то радость в начале дня. Помимо курицы с остывшим рисом.

Рони не отвечал, поторапливаясь с едой, – и как тут спокойно отзавтракать, когда на тебя хищники смотрят? Будто и сам он в тарелке нарезан, приправой улучшенный.

– Молчит.

– Хамит, – звонко подначил девичий голос где-то у Рони за плечом.

– Еще и грубый какой, а! – закивал коршун-коротышка с забавно оттопыренными ушами.

«Сами жрать позвали, а теперь и пожевать не дают. Лжецы, лицемеры. Одним словом – коршуны», – мрачно решил про себя Рони.

На стол, неподалеку от нетронутой вилки, примостилось женское бедро. Рони моргнул, быстро осмотрел соседку – даже девицу к подлому делу привлекли, душегубы! – и отодвинулся на стуле, пока не приглянулась.