Целью всего этого хаоса была ломка двухмерного мышления людей, рожденных в условиях постоянно направленной гравитации. На «Фениксе» не было ни верха, ни низа – ориентироваться помогали только номера кают, географические координаты да расположение столов в аудиториях.

Безусловно, в карьере офицера космического флота неустойчивая гравитация являлась одним из самых невинных субъективных кризисов из тех, которые предстояло пережить. Большинству курсантов гораздо больше огорчений, нежели стена, за ночь ставшая полом, приносило Воришка-Время, похищавшее родных и друзей. Но для Хоббс потеря абсолютного «низа» всегда оставалась одним из самых тяжелых испытаний во время космических полетов.

Невзирая на долгий опыт пребывания в условиях меняющейся гравитации, Хоббс сохранила здоровый страх падения.

И вот теперь, перед входом под прозрачный купол капитанского наблюдательного пункта, у нее, как обычно, закружилась голова. «Наверное, так себя чувствуешь, если идешь по рее, – подумала Хоббс. – Но рею-то хотя бы видишь». Она вовремя сообразила, что лучше не смотреть под ноги, когда сошла с гиперуглеродного пола шлюзового люка и оказалась на прозрачном полу блистера. Хоббс не спускала глаз с капитана Зая. Его знакомый силуэт вселял в нее уверенность. Он стоял в строевой позиции «вольно» спиной к ней и, казалось, был подвешен в пространстве. Черная шерсть его формы сливалась с мраком космоса. Знаки отличия, нашивки, голова капитана, форменные серые перчатки – все это существовало как бы отдельно, пока глаза Хоббс не привыкли к темноте. Во дворце вскоре должен был наступить полдень, поэтому «Рысь» была повернута к солнцу кормой. Свет исходил только от планеты Легис-XV – зеленого шара, тускло горевшего над левым плечом Зая. При том, что длина геосинхронной орбиты составляла шестьдесят тысяч километров (день на этой планете был долгим), теперь Легис не был похож на тот свирепо раздувшийся диск, каким он был виден во время попытки проведения спасательной операции. Теперь он скорее напоминал укоризненно глядящее око.

Хоббс с ненавистью посмотрела на планету. Это она погубила ее капитана.

– Старший помощник с докладом, сэр.

– Докладывайте, – ответил Зай, не оборачиваясь.

– При проведении посмертного… – Губы Хоббс словно заледенели. Она не подумала о первоначальном значении этого слова в данном контексте.

– Постарайтесь вернее подбирать термины, старший помощник. Продолжайте.

– При проведении вскрытия, сэр, мы обнаружили некоторые аномалии.

– Аномалии?

Хоббс взглянула на бесполезный шифровальный ключ, который она сжимала в руке. Она старательно подготовила презентационные файлы, но здесь, в блистере, не было подходящего оборудования для показа. Отсутствовала и аппаратура для демонстрации изображения с высоким разрешением – здесь можно было наблюдать только вселенную. Те снимки, которые она намеревалась показать капитану, при синестезии с низким разрешением смотреть просто бесполезно. Хоббс предстояло все описать словами.

– Мы установили, что рядовой Эрнесто погиб от выстрелов из нашего оружия.

– При бомбардировке из электромагнитных орудий? – печально спросил Зай, готовый принять на себя дополнительный груз вины.

– Нет, сэр. Он был убит выстрелами из мультигана посвященного.

Зай сжал кулаки.

– Идиоты, – тихо вымолвил он.

– В механизме мультигана посвященного отключен режим, предупреждающий стрельбу по своим. Оружие пыталось убедить его отказаться от стрельбы.

Зай покачал головой и проговорил в глубокой тоске:

– Видимо, Баррис понятия не имел о том, что означает этот сигнал тревоги. А мы очень сильно сглупили, выдав ему оружие. Тупой сотрудник Политического Аппарата – это отнюдь не исключение, Хоббс.

Хоббс сглотнула подступивший к горлу ком. Не стоило вести такие дерзкие разговоры в то время, когда на борту фрегата присутствовали двое аппаратчиков. Правда, капитанский блистер являлся самым безопасным местом на корабле. К тому же сильнее наказать Зая уже было невозможно. Гибель Императрицы – ее мозг был поражен из риксского бластера настолько, что о реанимации и речи быть не могло, – равнялась обвинению в Ошибке Крови. Адепт Тревим лично засвидетельствовала результаты вскрытия.

Но это было настолько не похоже на капитана – такая пассивность. Столь спокойным Хоббс не видела своего командира со времени его возвышения – и даже, пожалуй, со времени освобождения из плена на Дханту. Зай обернулся, и Хоббс обратила внимание на морщину, залегшую поперек подбородка капитана. В его организме шла какая-то физическая перестройка. «Как странно звезды управляют его судьбой, – подумала Хоббс. – Сначала этот жуткий плен, потом – невероятная история с заложниками».

– Это – не единственная аномалия, сэр, – сказала она, старательно подбирая слова. – Мы самым внимательным образом просмотрели записи с камеры шлема капрала Лао.

– Хороший она была парень, капрал Лао, – пробормотал Зай. Ваданское отношение к грамматическому роду, как всегда, показалось Хоббс необычным. – Но при чем тут видеозапись? Ведь капрал Лао была отсечена силовым полем.

– Да, сэр. И все же несколько раз связь ненадолго устанавливалась. Этого вполне достаточно для проведения диагностики оружия и даже для получения кое-какого изображения.

Зай пристально посмотрел на Хоббс. Отрешенное, философическое выражение наконец покинуло его осунувшееся лицо. Хоббс догадалась, что ее сообщение вызвало у капитана интерес.

Капитан обязательно должен был посмотреть на видеозаписи, сделанные камерой, вмонтированной в шлем Лао. В ходе проведения операции «Рысь» поддерживала постоянную связь с оружием и бронекостюмами десантников. Фиксировались наличие боеприпасов, состояние здоровья десантников, изображения с поля боя. Камера шлема передавала монохромное изображение с низким разрешением и скоростью всего десять кадров в секунду, но при этом осуществляла обзор на триста шестьдесят градусов и порой «видела» больше, чем сам десантник.