Пророчество о том, что Михаил будет «девичий разгонщик», не оправдалось. Собственное юношеское представление о женщине Салтыков передает в характеристике одного из своих персонажей: «Женщина представлялась какою-то теоретическою отвлеченностью, всегда нравственною, всегда окруженною ореолом и благоуханием чистоты. То был идеал, о котором мечтало молодое воображение, но который оно не дерзало себе воплотить…»

Салтыкову показалось, что идеал воплотился, когда он увидел дочь вятского вице-губернатора Аполлона Николаевича Болтина юную Лизу, пленившую его своей красотой. Отголоски этого чувства к «маленькой, миленькой Бетси», «радости и утешению всего живущего», можно найти в его произведениях. В 1853 году он просит руки Елизаветы, но за молодостью невесты ему было предложено подождать еще год. О своих намерениях Салтыков извещает мать, заблаговременно заботясь о ее согласии. Формально оно было получено, но Ольга Михайловна не переставала надеяться на то, что сын образумится. Однако он не передумал даже и после того, как семья Болтиных переехала из Вятки во Владимир. В 1855 году он получает окончательное согласие родителей невесты и, вернувшись из ссылки, первым делом принимается за устройство своего брака, преодолевая откровенное сопротивление матери. Венчание состоялось 6 июня 1856 года в Москве в Крестовоздвиженской церкви.

Как и во всякой другой семье, отношения супругов Салтыковых прошли разные фазы, но в старости писатель ощущал свою семейную жизнь неудавшейся. Прожив вместе почти 33 года, они существовали как будто в разных измерениях. Елизавета Аполлоновна всегда уделяла много внимания своей внешности, любила наряды и развлечения – и была абсолютной противоположностью мужу. Она, правда, умела разбирать его почерк и помогала ему в переписывании произведений, но жизненные интересы их были мало совместимы. Известно высказывание Салтыкова о разных типах женщин, в их числе тех, «у которых вся специальность декольте». К этому типу принадлежала и его собственная жена, к которой он был глубоко привязан. В одном из писем Салтыков дает ей такую характеристику: «У жены моей идеалы не весьма требовательные. Часть дня (большую) в магазине просидеть, потом домой с гостями прийти, и чтоб дома в одной комнате много-много изюма, в другой много-много винных ягод, в третьей – много-много конфект, а в четвертой – чай и кофе. И она ходит по комнатам и всех потчует, а по временам заходит в будуар и переодевается». Но и Елизавете Аполлоновне с ее жизнелюбием, видимо, непросто было жить с человеком, которого многолетние недуги рано превратили в беспомощного и «брюжжащего старика». «Какая ужасная старость! – писал 58-летний Салтыков. – Как хотите, а есть в моей судьбе что-то трагическое» [1] .

Брак Салтыкова долгие годы был бездетным, и только в 1872 году, в возрасте 46 лет, Михаил Евграфович становится отцом: у него появился сын Константин, а через 11 месяцев и дочь Елизавета. Салтыков был чадолюбивым родителем и, несмотря на огромную занятость, старался участвовать в воспитании детей, которых мать слишком баловала, что, по его мнению, препятствовало их развитию. О любви и нежной заботливости отца можно судить по его переписке с детьми, когда они с матерью находились за границей: «Советую тебе писать по линейке. Ты еще маленькая, и надо привыкать писать прямо. Попроси маму, чтобы она вас по-немецки говорить приучала: теперь вы легко научитесь, а потом будет очень трудно. Я все дни сижу дома и скучаю. И делать ничего не хочется. Птицы тоже скучают без вас и одичали».

В мемуарах современников сохранился забавный эпизод, как знаменитый писатель безуспешно пытался помочь дочери в написании сочинения и получил то ли тройку, то ли двойку с минусом. Сама Елизавета Михайловна, к сожалению, не оставила воспоминаний об отце. Это сделал сын Константин Михайлович, издавший в 1923 году небольшую книжечку под названием «Интимный Щедрин». Судьба этих мемуаров печальна. М. Е. Салтыков, увиденный глазами любящего человека, представлен здесь домашним образом, не как великий писатель, а как частное лицо. Но именно это и не устраивало идеологизированное советское литературоведение, объявившее мемуары сына «книгой плохой, обывательской, во многих местах малодостоверной». Они были признаны источником, не заслуживающим серьезного внимания, и на долгие годы фактически выведены из научного оборота.

По возвращении из ссылки Салтыков не сомневался, что будет заниматься литературным трудом и даже, видимо, предполагал оставить чиновничью службу. Уже во второй половине 1850-х годов он задумывается об издании собственного журнала, но эти планы остались нереализованными.

Из числа действующих журналов Салтыкову ближе других был некрасовский «Современник», отношения с которым, тем не менее, складывались очень непросто. Именно в этот журнал он первоначально предложил свои «Губернские очерки», но H. A. Некрасов, прислушавшись к негативному отзыву Тургенева («Это совсем не литература, а черт знает что такое!»), отверг их. Правда, успех книги заставил редактора искать сотрудничества Салтыкова, и он печатался там в 1857–1861 годах, но его отношения с редакцией носили сугубо деловой характер.

В январе 1862 года Салтыков подает в отставку, намереваясь издавать собственный журнал «Русская правда», соредакторами должны были стать A. M. Унковский и Алексей Андрианович Головачев. Он написал программу, обосновал его направление и обратился к Н. Г. Чернышевскому с просьбой о сотрудничестве. Но этот проект не получил одобрения со стороны властей.

В 1862 году журнал «Современник» переживал тяжелые времена: в ноябре 1861 года умер H. A. Добролюбов, один из основных его сотрудников; в июне на восемь месяцев было приостановлено издание журнала; в июле был арестован и заключен в крепость Чернышевский. Возобновляя в декабре издание «Современника», Некрасов просит Салтыкова войти в редакцию, и тот соглашается, но этот период сближения с журналом продлился менее двух лет. Сотрудничество писателя, явно далекого от революционной идеологии, в журнале, исповедовавшем радикальные идеи, некоторым современникам представлялось отступлением от убеждений. Но Салтыков, которому был близок демократический дух «Современника», оставлял за собой право на страницах этого издания выражать собственное мнение, даже если оно не разделялось другими сотрудниками. Этим нежеланием и неумением отступать от своей позиции объясняются разногласия Салтыкова с членами редакции, которых он называл «духовной консисторией» (М. А. Антонович, Г. З. Елисеев и А. Н. Пыпин происходили из среды священнослужителей), и его уход.

Возвращаясь к чиновничьей службе, Салтыков известил Некрасова о том, что остается «только сотрудником» журнала. Сотрудничество это постепенно перерастает в приятельские отношения с Некрасовым, который 1868 году, после закрытия «Современника», приобретает право на издание «Отечественных записок» и приглашает Салтыкова стать одним из соредакторов журнала. Салтыков принимает предложение и окончательно выходит в отставку. Новые «Отечественные записки» стали самым авторитетным демократическим журналом в России. В 1876 году, в связи с тяжелой болезнью Некрасова, Салтыков фактически возглавил редакцию, а в 1878 году был официально утвержден редактором.

В журнале Салтыков сразу же возглавил отдел беллетристики и сам стал его активнейшим автором. Все, что он писал в 1868–1884 годах, появлялось на страницах «Отечественных записок». В каждом номере журнала, за редкими исключениями, печатались его произведения.

Работал Салтыков неимоверно много, потому что «жить для него значило писать или что-нибудь делать для литературы» (С. Н. Кривенко). Поистине удивительна была его работа как редактора, о чем сам он впоследствии говорил:

«Наиболее талантливые люди шли в „Отеч‹ественные› зап‹иски›“, как в свой дом, несмотря на мою нелюдимость и отсутствие обворожительных манер. Мне – доверяли, моему такту и смыслу, и никто не роптал, ежели я изменял и исправлял». Существует много рассказов о том, как редактор Салтыков делал чудеса даже с самыми «неудобными для печатания» вещами. Не обходилось, конечно, и без обид, но в основном авторы доверяли редакторской правке. Внешне суровый, но добрый и заботливый по натуре человек, Салтыков был неизменно внимателен к авторам и их нуждам. Никогда не отказывал в материальных просьбах и, как свидетельствует современник, «сам даже предлагал иногда денег, когда узнавал, что человек нуждается, и предлагал людям, которых мало знал, лишь бы только они были писателями и из писаний их было видно, что они люди порядочные…»