– Синицын, не ревнуй. У тебя нет такого права, – улыбнулась Рита.

– Почему? Вы всё-таки пришли сюда со мной.

– Во-первых, мы пришли не с тобой, а на концерт, – деликатно уточнила Рита. – А во-вторых, мы ведь просто коллеги. Наконец, в-третьих, ревность – признак примитивного ума. Ты же не примитивен, Костя?..

Всё второе отделение Женя, Рита и Константин то и дело посматривали на Машковского.

«Что за тип? Богач какой-нибудь из новорусских. Нынче их пруд пруди. Старикашка, а всё на молодых заглядывается. Тоже мне граф Монте-Кристо выискался… А после концерта небось ещё в ресторан зазовёт. Разумеется, я откажусь, но девочки могут клюнуть… Ох и падки они на внимание… А я-то что? Ни разу Жене цветы не подарил, даже когда ухаживал за нею… Нет, один разок было. Один разок купил розы, чертовски дорогие, помнится, были розы. А этому богатею букетище поднести – что плюнуть…» – мысленно ворчал Константин Си-ницын. Он уже не слушал Шопена, вечер был испорчен бесповоротно, благодушное состояние растоптано бесцеремонным вторжением седовласого незнакомца. Константин с нетерпением ждал окончания концерта. Он сгорал от желания увидеть Машковского вблизи, заглянуть ему в глаза, сказать какую-нибудь резкость прямо в лицо. Он чувствовал себя мальчишкой, обуреваемым неудержимыми страстями, но никак не мог совладать с собой. Однако к концу вечера сник, воинственное настроение истаяло, и Константин вдруг показался себе недопустимо смешным и жалким.

Машковскому тоже было не до концерта – он теперь уже не отводил взгляда от молодой женщины с короткими волосами, буквально пожирал её глазами и досадовал, что видел её недостаточно ясно из-за приглушённого освещения и заметно ослабшего зрения.

«Её зовут Маргарита… Какое удивительное совпадение…»

– Коля, – он поманил секретаря, тот нагнулся, – ты точно расслышал? Рита?

– Да, брюнетку зовут Рита, а блондинку – Женя.

– Мою покойную жену звали Маргарита. Ты представляешь? И у этой такое же имя… И лицом похожа. Ты не находишь? Я же показывал тебе старые фотографии! Неужели не помнишь?

Николай с удивлением наблюдал за шефом. Никогда прежде Григорий Модестович не выглядел так беспомощно взволнованным. Машковский мог кричать, колотить тростью о стол, мог шипеть по-змеиному и рычать, как тигр, готовый разорвать жертву на куски, но быть слабым и нежным он не умел, потому что это противоречило его натуре. И вот вдруг этот матёрый волчище предстал перед своим секретарём растерянным и почти испуганным, тщетно стараясь спрятать охватившие его противоречивые чувства за маской сосредоточенности. «Вот уж поистине жизнь полна неожиданностей. Хозяину, оказывается, не чужды простые человеческие чувства. Это означает, что он уязвим. А я-то был абсолютно уверен, что шеф сделан из кремня и что его интересует только большая закулисная игра…»

Машковский покинул ложу, едва прозвучал заключительный аккорд, – не стал дожидаться оваций. К шумевшим, как море, аплодисментам он прислушивался уже снаружи, ходя туда-сюда по фойе и нетерпеливо поглядывая на двери, ведущие в партер.

– Ты ступай, – обратился он к Николаю. – Жди в машине…

Секретарь кивнул.

«Вот она!» – Машковский увидел Риту в хлынувшей из зала толпе. Он решительно двинулся навстречу, тяжело опираясь на трость.

– Добрый вечер, позвольте представиться – Машковский Григорий Модестович.

– Спасибо за чудесные цветы, – ответила Женя.

– А вам, похоже, букет пришёлся не по вкусу? – Маш-ковский перевёл взгляд на Риту.

– Что вы! – воскликнула Рита. – Я безумно люблю цветы! Просто это так необычно! Как в романах. Или как в кино.

– В прежних романах и прежних фильмах, – вяло добавил Константин. – Теперь-то всё больше бандиты и грабежи в почёте. Сейчас старые нравы не в моде.

– А я и есть человек старого времени, – сказал Маш-ковский и закивал. – И не стесняюсь быть старомодным. Вы позволите пригласить вас куда-нибудь на чашку кофе?

«Так я и знал», – подумал Константин.

– Наверное, уже поздно. – Рита неуверенно пожала плечами.

– У меня машина, – сказал Машковский. – После я развезу всех по домам.

– Спасибо, но я не могу! – отказался Константин, решительно рубанув рукой по воздуху. – Мне уже пора.

Григорий Модестович кивнул. Спутник Маргариты его не интересовал вовсе.

– Но мы в разных концах Москвы живём, – вежливо заметила Женя.

– Ничего страшного! – Машковский улыбнулся. – Мне будет приятно провести остаток вечера в таком чудесном обществе. – Он пристально посмотрел на Риту. – Вы доставите мне огромную радость. Поверьте, у стариков не так много радостей.

– Вы рано записываете себя в старики, – робко проговорила Рита.

– А вот этого не надо! Я знаю, сколько мне лет и на что я способен. И я знаю себе цену… Ну так что? Едем?

– А что у вас за машина, Григорий Модестович? – полюбопытствовала Женя.

– «Мерседес». Думаю, мы разместимся.

– Я никогда не ездила в «мерседесе», – мечтательно произнесла Женя, заметив неуверенность подруги.

– Итак? – Машковский чуть наклонился и выставил одну руку вперёд в пригласительном жесте.

– По чашечке кофе? – улыбнулась Рита.

– И по какому-нибудь большому пирожному, – сладко добавил старик.

– Кофе, пирожные, «мерседес», ночная Москва… Пожалуй, отказываться грешно, – вынесла свой вердикт Женя. – Мне завтра лететь в Ханты-Мансийск на конференцию. Будет о чём вспомнить во время скучных докладов…

К середине 90-х годов в Словакии, маленькой бедной стране, сложилась своеобразная ситуация. Там сосредоточились интересы Чечни, России и Азербайджана. Полным ходом в Словакии шла «отмывка» нефтяных и газовых денег, ковались состояния российских магнатов. Миллионы и миллиарды твёрдой валюты бесследно исчезали из России, чтобы всплыть в Братиславе или где-нибудь ещё подальше. Только за один 1994 год в Россию в срок не вернулось 1 миллиард 600 миллионов долларов, вырученных от экспорта сырья.