История вымышленного (или нет?) персонажа, который не готов смириться с инвалидным креслом после серьезной мотоаварии. Автор, практикующий врач, отправляет читателя в противоречивый мир травматологии, ужасный и прекрасный, рациональный и абсурдный, где передовые технологии граничат с разрухой, а здравый смысл - с безумием.
Содержит нецензурную брань.
Я лежу уже несколько часов и пытаюсь уснуть. Из открытого окна пахнет ранней весной. Время 2.45. Обычно оживленная дорога почти пустая в это время суток, и лишь изредка я слышу звук проезжающих машин. Я чувствую раздражение. Это из-за бессонницы. Из-за того что не сплю, лезут всякие мысли, от этого становится скверно.
Психолог посоветовал записывать все, о чем думаю, что я сейчас и делаю, хотя не уверен, что это поможет. Смотрю в потолок, слушаю часы и анализирую последний год своей жизни. Как в дурацком кино, в один миг моя жизнь превратилась в драму, и виной всему был мой новенький 1000-кубовый Дукати монстр – зверь, а не мотоцикл. Сейчас он уже не новенький и восстановлению не подлежит, а я все еще надеюсь восстановиться, хотя руки порой опускаются… точнее, рука.
Уснуть опять не смогу – это уже ясно. Перелезаю на новый вид транспорта – сидячая каталка. Парни из мотобанды подарили ее на день рождения, коляска реально крутая, с увеличенным аккумулятором, заряда хватает почти на 50 км, размеры небольшие – удобно в малогабаритке. Ребята из мотобанды притащили ее мне сразу после выписки, пытались меня развеселить, много говорили, мечтали о поездке на Байкал, но главной темой была она – коляска Оптимус 2000. Реально стоящая вещь, особенно после увеличения емкости аккума и замены движка, ну а изюминкой всей этой чудо-техники была кастомная боковая панель с надписью «Дукати монстр». Вот суки.
– Вставай, алкаш! – Было обидно это слышать, тем более что сейчас я был не пьян.
Я лежал в подъезде на полу рядом с перевернутым Олимпусом 2000.
– Достал уже тут валяться! – сосед взял меня за плечи и усадил обратно на каталку.
Ночью я пытался выехать на улицу. Три этажа на узком лифте я преодолел без проблем, уже привык, но финальные шесть ступенек в подъезде с неудобным пандусом поддавались раз через раз.
– Тебя куда, на улицу или домой? – спросил сосед.
Ночью я упал, лицо саднило, куртка и штаны были грязные, кровь запеклась на виске.
– На улицу, – спокойно ответил я.
Ответил спокойно, но в душе все кричало от беспомощности. С обреченным вздохом сосед выкатил меня из подъезда.
Было уже утро, в подъезде я, похоже, пролежал часа три и думал про Машку, вспоминал ее длинные волосы, запах духов и руки, крепко обнимающие меня за торс. В той аварии она не выжила. Горечь снова подкатила к груди, глаза намокли, я сидел на улице, глядя на дворника, и закуривал сигарету. Надо выпить.
У Олимпуса был переделан пульт управления только под левую руку, очень удобно, когда твоей правой руки нет от середины плеча. Я поехал в сторону гипермаркета в шести кварталах от дома.
– Здарова, Хэлфмэн! – это был Саня, только он называл меня так, не знаю почему. Видимо, он ехал на работу и увидел меня. – Куда едешь, надеюсь, не за алкашкой? – Саня ехал рядом на своем четырехсоткубовом Сузуки бандите и передразнивал меня подгазовыванием.
– Куда я еду, это мое личное дело, – зло ответил я, – я свободный человек, если захочу, выйду из дома хоть ночью и пойду гулять, если захочу – схожу в магазин, что хочу, то и делаю, какие-то проблемы? – с вызовом спросил я.
Саня привык к моим выпадам и держался спокойно:
– А если ты захочешь, например, сходить в ближайший магазин, который не оборудован пандусом для калек, а не ехать через полгорода в гипермаркет, сможешь? А если захочешь вернуться к реабилитологу или психологу, вернешься?
– Ты что, меня учить вздумал?! Ты не знаешь, каково мне! – Саня был моим лучшим другом, но порой он был просто невыносим. Мы были одноклассниками и дружили с ним с детства, у нас были общие друзья и интересы. У него были маленькая дочка и жена, которая, кстати, тоже когда-то училась с нами в одном классе.
Я ничего не ответил, на эту тему мы говорили не один раз, и он меня не хотел понимать. Я поехал быстрее.
Как он не понимает, что не могу я спокойно жить с парализованными ногами, без руки и без Машки. Что мне надо сделать, забыть? Смириться? Продолжать радоваться жизни? Это просто смешно. Машка умерла, а я убийца. Убийцы и калеки радуются жизни?
– Стой, Хэлфмэн! – Саня ехал за мной и кричал что-то, а я разогнал свой Олимпус до сорока километров в час и просто хотел уехать от всего этого. Как жаль, что всего сорок километров в час.
Вдруг на дорогу выбежала девочка лет пяти, все произошло очень быстро, она бежала за мячом, а я в последний момент успел уйти от столкновения с ней, свернул с дороги, выехал на проезжую часть, аж на вторую полосу оживленного шоссе. Саня врезался в меня, а потом в нас врезался КАМАЗ. Кажется, слегка пострадала еще пара легковушек. В тот миг все было как в замедленной съемке. Я видел девочку, завороженно смотревшую на аварию, ее маму, кричащую от ужаса, свой Олимпус, разлетевшийся на части, Саню, разложившегося на асфальте как большая тряпичная кукла. На удивление я тогда воспринимал все совершенно ясно и без эмоций. Сашка лежал в отключке, руки и ноги его были распластаны неестественным образом, его правое плечо точно было сломано, мне казалось, что он дышит. Мне очень хотелось, чтобы он дышал.