Вскоре вернулась мадам, веселая и окрыленная. Она уже успела сообщить гостям, что нужная девушка найдена и в данный момент проходит необходимую подготовку к свиданию с его величеством.

Взяв мое кривое и изможденное лицо в свои холодные ладошки, Кардамон так счастливо вздохнула, словно я была малышкой на миллион золотых делариев, и ей должны были их вот-вот отдать. Но я-то знала, что мое лицо не стоит больше двадцати, которые я заплатила бы за него сама из собственных сбережений. Потому что только мне дорого мое лицо.

Покружив по комнате, мадам Кардамон подвела меня к своему сейфу, который запирался магическим образом, на ее поцелуй. Я увидела в нем деньги… много денег… стопки бумаг и шкатулки, некоторые из которых буквально ломились от украшений. Женщина достала одну, самую скромную, из лазурита и аккуратно извлекла из нее круглый медальон, на котором красиво поигрывали ограненные голубые сапфиры, вплетенные в таинственную пентаграмму.

– Вот, – сказала она с гордостью, – когда-то давно его сделала для меня твоя мать. Она сказала, что с его помощью я смогу охмурить совершенно любого мужчину, на короткое время превратившись в совершенную красавицу. Нет, ну, я, разумеется и так была не дурна собой, но с твоей матушкой не сравнить… Ах, но что ж мы о былом! В общем, этот зачарованный амулет исправит все недостатки и превратит их в достоинства. – Женщина положила его в мои протянутые ладони, и я почувствовала, до чего он был тяжелым и теплым, а еще, от прикосновения с моей кожей, будто начал легонько подрагивать, трепетать. – К сожалению, или к счастью, но он мне так и не пригодился, а продать рука не поднялась. Ну, что ж. Тебе осталось только надеть его себе на шею.

Добавила Кардамон и сделала шаг назад, будто подозревая, что после долгого лежания в сейфе он может сработать не так и, например, взорваться.

Что ж, если бы за такие чары взялась такая неумеха, как я – то наверняка. Но этот амулет зачаровывала моя мать и я надела его, не испытывая при том ни малейшего сомнения.

И… ничего не произошло.

Я стояла, растерянно глядя то в зеркало сбоку от себя, то на мадам, но и она, казалось, уже начала сомневаться в том, что что-то изменится в моей внешности, как вдруг амулет на груди начал отчетливо и быстро вибрировать, пока не превратился в расплывчатое пятно. И вот уже начала вибрировать и я, все быстрее и быстрее, так, что мне пришлось закрыть глаза, чтобы не вывернуть то, что еще осталось в моем желудке с плотного ужина. И вдруг все стихло.

Я стояла на том же месте, меня ощутимо потряхивало и все еще тошнило, но что-то изменилось.

Во-первых, лицо мадам Кардамон – она смотрела на меня расширившимися от ужаса глазами и не отнимала рук от лица, видимо, чтобы не закричать.

«Ну, отлично – подумала я, – стала еще страшнее, чем была. Что же теперь? Щупальца из ушей и искры из глаз?»

Но обернувшись к зеркалу я едва подавила желание поздороваться.

Передо мной стояла совершенная, обворожительная, блистательная… копия портрета моей матери из гостиной. Но еще более прекрасная, при детальном рассмотрении. Не веря в происходящее, я принялась ощупывать свое симметричное, гармоничное лицо – маленький, чуть вздернутый носик, губки бантиком, как у Амариллис, фарфоровую кожу с таким чувственно-свежим розоватым отливом на щечках, что прям ах… глубокие, проникновенные васильковые глаза, глядящие из-за драматически темных ресниц… и огромную, густую копну белокурых волос аж до пояса! Я была сказочно красива! Пожалуй, Чернолесские Эльфы отдали бы за меня свой священный камень Алдуин не раздумывая…

Бесстыдно скинув полотенце и совершенно больше не стесняясь Амаранта, который как открыл рот после моего превращения, так и не закрывал его более, я подлетела к зеркалу и начала подставлять ему плоский животик, плавные изгибы тела, стройные ножки с волнующими ступнями… К своему дикому восторгу, я вообще вся была такая волнующая и чувственно хрупкая, словно, как его там, первый снег!

В этот момент мне стало плохо – сильно закружилась голова и на миг показалось, что это заканчивается действие чар… будто они выветрились, слишком долго пролежав в сейфе мадам! И мне вдруг стало так грустно и обидно, словно мир наконец присвоил мне главный приз в чемпионате униженных и оскорбленных, но внезапно передумал, отдав его ишмирскому попрошайке с Кривого проулка.

Но то было лишь чрезмерное волнение чувств, свойственное нам, прекрасным особам.

Придя в себя очень быстро, я запрыгала выше кузнечика, впрыгивая в подготовленный наряд, разрешая себя напомадить, причесать и надушить…

И вот, спустя не время, а краткий миг, я была полностью готова и под не прекращавшиеся с момента моего перевоплощения возгласы восхищения со стороны мадам Кардамон и Амаранта, который кажется забыл, что он вообще-то по мужчинам, направилась в гостиную, где ожидали нас дорогие гости.

И вдруг вспомнила, что какая бы я сейчас не была красивая – это всё-таки я.

Да, это все-таки была я – страшная горбунья из борделя «Лиловая Роза». Лабуэлия, которая в жизни не общалась с почтенными господами на равных!

А что, если я что-то скажу не так? А что, если говорю слишком просто? Что, если, в конце-то концов, чары из амулета действительно выветрились и стоит прекрасному королю на секунду отвлечься на осыпание поцелуями моих нежных ключиц, как я снова стану той, кем являюсь… да я же так могу всю Розамундию наследников лишить! У какого мужчины желание хоть раз еще появится после такого…

Свои тревоги я тут же высказала мадам Кардамон, на что получила заверения о том, что все это под ее ответственность и мне нужно просто расслабиться, а то не удастся даже в таком виде понравиться королю. Ну, а я что? Обещала постараться.

– Вот и славно. – Сказала женщина и повела меня вовсе не в гостиную, а в опочивальню «Полной луны и вдохновленных звезд». Так мы называли самую красивую комнату в доме – она располагалась на третьем этаже и над кроватью имела стеклянный свод, через который можно было видеть бескрайнее и глубокое Мильское небо.