– А если убыточные проекты ни при чем? – продолжал истязание Олег. – Если какие-то личные мотивы?

– Да на что вы всё время намекаете?! – взъярился Дорофеев и, вскочив, нервно зашагал по своему роскошному кабинету.

– Она была очень красивой женщиной, вы тоже недурны, всё время работали бок о бок. Сам бог велел…

– Да прекратите вы, наконец! Я был женат и сейчас женат!

– Ну, это еще никому не мешало…, – гнул свою линию Олег.

Из Дорофеева будто выпустили воздух. Он обессиленно опустился в кресло.

– Умеете вы душу вынуть. Да, признаю, Марина мне очень нравилась, я ей тоже, так что искушение было велико. Но я не просто был женат, я был женат на дочери босса, так что ни при каких обстоятельствах не подставил бы под удар карьеру и благополучие своей семьи (и пусть это покажется вам странным, но я любил и до сих пор люблю свою жену). А Марину я знал очень хорошо. Она, добиваясь своей цели, шла напролом, не щадя никого, так что я удержался от искушения. Как я себя вёл с другими женщинами, не ваше дело, – заключил он.

Что и говорить, ответ был исчерпывающим, но Олега интересовали и другие вопросы. В частности, что ему известно о личной жизни Марины до замужества. По словам Дорофеева, об этом ему практически ничего неизвестно. Она была довольно замкнутой. Впрочем, однажды, ужиная с женой в ресторане, он встретил Марину в сопровождении красивого фактуристого парня. Они лишь кивнули друг другу. Потом он поинтересовался, кто это и чем занимается. Она сказала, что он спортсмен, но его имени не назвала.

– Культурист, что ли? – уточнил Олег.

– Вряд ли. Фактура у него действительно была впечатляющей, но не чрезмерной.

– Так, где вы были в пятницу? – поднимаясь с кресла, без всякого перехода спросил Олег.

– У себя на даче в восьмидесяти километрах от Питера. С вечера пятницы до утра понедельника.

– Один?

– Один. Жена с дочкой отдыхают за границей.

– И чем вы занимались в одиночестве?

– Отдыхал, работал за компьютером, рыбачил, свидетелей нет, – с усмешкой перечислил Дорофеев.

– А поохотиться любите?

– Озеро рядом с дачей есть, а вот охотничьих угодий, увы…

На прощанье Олег намекнул, что, возможно, понадобится еще встретиться, на что Дорофеев с некоторым сарказмом ответил:

– Всегда к вашим услугам. В ближайшие дни выезжать из города не собираюсь, разве что на дачу, могу сообщить адресок.

– Если понадобится, сами узнаем.

Эта неделя получилась на редкость тяжкой, началась с убийства, а продолжилась всевозможной суетой и непрерывной работой. Да еще на похоронах пришлось побывать. Мне и раньше доводилось, но тогда это касалось престарелых родственников, и похороны были очень скромными и малолюдными. Проводить же в последний путь Марину Седову пришло человек двести. В тот день «Креатив» на несколько часов закрыли. Большой зал крематория был битком забит, непоместившиеся стояли в дверях. Среди этой толпы я заметила несколько милиционеров (тьфу, полицейских), которые всю неделю крутились в нашем офисе.

Всё было довольно пафосно – толпы людей, роскошный гроб, множество цветов и торжественных речей. Первым взял слово президент холдинга Станислав Дорофеев. Он говорил очень прочувствованно, в чем не было ничего удивительного, они с Мариной несколько лет работали бок о бок. Я уже давно не видела его, но за это время он ничуть не постарел, а стал еще более элегантным и холеным. Наше начальство тоже высказалось, в меру своих скромных способностей, после чего ее институтская подруга произнесла настоящий панегирик. Когда Марининой матери предложили сказать несколько слов, та разрыдалась. Несмотря на возраст, это была красивая женщина с хорошей фигурой. Женя молча стоял между ней и немолодым импозантным мужчиной. Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, что это его отец. Жениной матери видно не было, наверное, осталась дома с внуком.

После речей в дело вступил священник, но он несколько подкачал – сначала бормотал что-то невнятное, размахивая кадилом, а потом как-то слишком быстро свернул церемонию. Затем стали прощаться. Маринина мать опять разрыдалась, целуя дочь, вслед за ней Женя приложился к покрытому подорожной лбу жены. Родственники, пуская слезу, тоже прикладывались, остальные же молча обошли вокруг гроба, лишь слегка прикоснувшись к нему. Когда всё закончилось, на выходе из зала образовался небольшой затор, и я отодвинулась в сторону, чтобы никому не мешать. Ближайшие родственники подошли к двери последними и, пропустив их вперед, я пошла следом. Тут мне довелось услышать то, что не предназначалось для посторонних ушей.

– Ни одного слова ей не сказал, – прошипела Женькина теща. – Ты никогда ее не любил! Небось, рад-радешенек, что ее не стало, теперь Артемка твой! А так бы не видать его тебе, как своих ушей!

– Вы не в себе, – хрипло сказал Женя и ускорил шаг.

Он выглядел изможденным и безучастным, на церемонии прощания ни одной слезинки не проронил, ни слова не сказал. Но чего на него так взъелась Маринина мать? Может, он просто не мог говорить, боясь разрыдаться. Да и зачем перед такой толпой душу выворачивать? И что означает «а так бы не видать тебе его (сына), как своих ушей»? Неужели они собирались разводиться? Ни одного ответа у меня не было. Выйдя из крематория, все направились к своим автомобилям. Родственники и ближайшие друзья поехали на поминки в Маринину квартиру, а сотрудников «Креатива» ждали два больших туристических автобуса.