Барон наклонился к Мисси и сказал:

– Должен признаться вам, мисс Байрон, что с тех пор, как я впервые увидел вас на сцене Новоамстердамского театра четыре дня назад, я просто не могу думать ни о ком другом. Со мной такое впервые. Я ведь деловой человек, и в Нью-Йорк-то я приехал по делам. Но вы… вы заставили меня забыть обо всем на свете. Извините меня за излишнюю откровенность, но, находясь рядом с вами, я просто не могу лгать и притворяться. Я знал многих женщин, но ни к одной из них я не испытывал таких чувств, как к вам. Поверьте, я не лгу.

Мисси прикусила губу и опустила глаза. Ни разу в жизни она не слышала от мужчины таких слов и просто не знала, как реагировать. Щеки ее залились краской. А вдруг этот человек лжет? Ведь наверное, все пылкие ромео из числа поклонников бродвейских звезд осыпали своих избранниц такими же признаниями.

– Благодарю вас, барон, – проговорила она, не отрывая взгляда от скатерти. – Мне очень лестно услышать такие слова.

– Ах, мисс Байрон, – рассмеялся Арнхальдт. – Вам, право, не за что меня благодарить, я ведь сказал вам сущую правду.

Четверо официантов расставили на столе серебряные тарелки, а пятый принес хрустальный графин с вином и наполнил бокалы барона и Мисси.

– Отведайте этот божественный напиток, – проговорил Эдди, отпивая вино. – Клянусь, даже боги-олимпийцы не пили ничего лучшего.

Мисси последовала совету барона – никогда еще не доводилось ей пить такого замечательного вина. Впрочем, нечто похожее подавали на званых обедах у Ивановых, но это было так давно, что Мисси совсем забыла вкус тех вин.

Во время еды Эдмунд рассказывал Мисси о себе и о своих предках: как его дед сколотил огромное состояние, как погиб его отец—он был пассажиром «Титаника». Сам Эдди в возрасте двадцати трех лет женился, но спустя три года после свадьбы его супруга погибла во время кораблекрушения у берегов Далмации.

– Как видите, мою семью просто преследует злой рок, – сказал он, глядя Мисси в глаза. – Но я не отчаиваюсь; главное, у меня есть сын. Его имя Оги – Огастус. Сейчас ему четырнадцать. Мальчик учится в закрытом пансионе. Уже сейчас видно, что он – настоящий Арнхальдт.

Барон отпил еще один глоток и, сдержанно улыбнувшись, проговорил:

– Кажется, я увлекся рассказами о себе, мисс Верити. Может быть, и вы поведаете мне свою историю? Откуда вы родом? Как оказались в Нью-Йорке?

– Право, барон, в моей истории нет ничего интересного, – пробормотала Мисси и в двух словах рассказала об отце, о детстве, проведенном в Оксфорде. Заметив, что Арнхальдт смотрит на нее с нескрываемым удивлением, она сказала: – Должно быть, вам интересно, каким образом оказалась на подмостках театра Зигфельда? Я… мы… мы с отцом отправились путешествовать, и он скоропостижно скончался. Я осталась без средств к существованию, начала искать работу. Видите ли, барон, мне нужно было как-то прокормить себя и младшую сестричку.

– У вас есть сестра?

– Да, ее зовут Азали. Девочке уже шесть лет, она ходит в школу Бидл.

Эдди кивнул головой:

– А что, она так же прекрасна, как вы, мисс Байрон? Мисси рассмеялась.

– Все задают мне этот вопрос. И всем я отвечаю «нет». Азали во много раз красивее меня. Это просто ангел во плоти: белокурые волосы, глаза цвета анютиных глазок. Это самый красивый ребенок на свете.

– Как вы ее любите! – заметил Арнхальдт.

– Кроме Азали у меня никого не осталось, – спокойным голосом проговорила Мисси.

– Мне бы очень хотелось посмотреть на нее, – сказал Арнхальдт. – Моя яхта «Фердинанд А.» стоит на якоре в устье Гудзона… Приглашаю вас и Азали провести со мной ближайшее воскресенье. Мы совершим увлекательную морскую прогулку вдоль атлантического побережья, пообедаем прямо на борту. – Эдди снова склонился к Мисси и, глядя на нее своими холодными голубыми глазами, произнес: – Прошу вас, мисс Верити, скажите «да».

Глаза Арнхальдта обладали удивительной притягательной силой. Мисси хотелось, позабыв о всяких предосторожностях, довериться этому человеку.

Она больно ущипнула себя за руку под столом и попыталась взглянуть на вещи трезво. Да, Эдди был красив, он обладал огромной силой воли, но было в нем и что-то отталкивающее. С каким высокомерием обращался он с теми, кого считал ниже себя – разговаривая с официантами, он даже не смотрел в их сторону! Впрочем, наверное, так было принято в их доме, в их семье. Могла ли она столь строго судить человека, принадлежавшего к одной из самых богатых семей Германии?

Впрочем, князь Михаил Иванов тоже был одним из самых богатых людей своей страны, но ни разу не видела Мисси, чтобы он грубо обращался со своими слугами – напротив, он всегда старался разговаривать с ними на равных.