Неожиданно для самой себя Мисси почувствовала прилив жизненных сил. Ей нужно выжить. Во что бы то ни стало. Ведь ей было всего восемнадцать – она хотела жить, жить долго… Кроме того, на ее хрупкие плечи была возложена огромная ответственность. Ей нужно было спасти Мишину дочку. Она попыталась встать, но ноги не слушались. Сердце бешено колотилось. Вдруг перед глазами потемнело, и она снова потеряла сознание. Очнулась только в доме Епифанова в Ивановском.

К Мисси подошла княгиня Софья. Она присела на край кровати, взяла девушку за руку и сказала:

– Слава Богу, с вами все в порядке, Мисси. Если бы не вы, моя внучка погибла бы вместе с остальными. Я утешаюсь лишь тем, что Миши больше нет в живых: он никогда не узнает о страшной смерти жены и сына.

Отказываясь верить услышанному, Мисси в ужасе посмотрела на старую княгиню.

– Увы, это так, – проговорила та. – У меня нет никаких сомнений, что Миша погиб. Я чувствую это своим материнским сердцем. – Она прижала руку к груди. – Я только никак не могу понять, за что его убили. Мой сын был хорошим человеком. Как и его отец и дед, он был, если можно так выразиться, образцовым помещиком… заботился о крестьянах, как любящий отец. Боролся за их права в Думе. За что? За что же его убили, Мисси? Как могли они поднять руку на такого хорошего человека? Кто позаботится о них после его гибели? И как… как осмелились они так обойтись с Аннушкой?!

Софья отвернулась от Мисси и уставилась на мерцавший в печке огонь. В глазах старой княгини не было ни слезинки.

– Епифанов так и не смог найти тела Алеши, – сказала она после небольшой паузы. – Наверное, его успели съесть волки…

– Нет… – начала было Мисси, но вовремя осеклась: зачем рассказывать Софье всю правду об Алексее? Пусть лучше считает, что мальчик погиб. Мисси прекрасно понимала, что он навсегда потерян для семьи. Отвернувшись к стене, она снова впала в забытье.

Когда она пришла в себя, ставни были по-прежнему наглухо закрыты. Жена Епифанова резала буханку ржаного хлеба. Княгиня Софья лежала на соломенном тюфяке, Ксения сидела возле бабушки. Верный пес лежал посередине комнаты. Больше в комнате никого не было, и Мисси решила, что остальные ушли спать.

– Наконец-то ты проснулась, – улыбнулась ей Епифанова. Сейчас принесу щи. И не вздумай отказываться, – добавила она, – тебе нужно хорошенько есть – иначе где взять силы, чтобы выбраться отсюда?

Мисси села на тяжелый деревянный стул к выскобленному до белизны сосновому столу, чтобы послушать хозяйку.

Она рассказала, что поезда в России давно уже сбились с графика. Нет угля, и теперь вместо него использовали сосновые поленья, которые были ненадежным топливом. Часто поезда замирали посреди заснеженных просторов, и сдвинуть их с места не было никакой возможности. Каждый раз, когда в сторону Ивановского отправлялся очередной поезд, Епифанову как начальнику этой крошечной станции посылали телеграмму – оставалось ждать, когда обещанный поезд наконец доберется до Ивановского…

– Когда же будет ближайший поезд? – поинтересовалась Мисси.

Епифанова пожала плечами: кто ж его знает. Если раньше до ближайшей станции было четыре часа, то сейчас могло не хватить и четырех суток. Она сказала, что надо подумать о маскировке – солдаты обыскивают поезда, ища изменников.

Мисси отхлебнула щей и задумалась о странностях этого мира, она, дочь знаменитого оксфордского профессора, вдруг стала «подозрительным лицом» в этой чужой для нее стране.

Как весело все начиналось год назад, когда они с отцом отправились в очередное путешествие. На этот раз отец собирался побывать в местах последних археологических раскопок в Турции.

Профессору Маркусу Октавиусу Байрону было уже за пятьдесят, когда он женился на очаровательной девушке по имени Элис Ли Джеймс. Радости пожилого профессора не было границ, когда три года спустя жена подарила ему дочь. Девочку назвали Верити, но дома все звали ее Мисси. Когда Мисси было всего восемь, ее мать умерла от воспаления легких. С того времени отец стал единственным близким ей человеком. Кроме отца, у нее никого и ничего не было. Маркус, в свою очередь, в своей дочери души не чаял. Он повсюду брал ее с собой. К четырнадцати годам Мисси успела побывать на раскопках в Греции, Индии и Египте. Она с восторгом залезала в древние гробницы, старательно вытирала пыль веков с бронзовых кинжалов, не гнушалась самой черной работой в экспедициях. Но всегда ее тянуло домой – в старинный, давно не крашенный коттедж в тенистой аллее по соседству с Тринити-колледжем в Оксфорде.

Отец часто говорил Мисси, что она очаровательна, но Мисси считала, что отец необъективен – просто она напоминала ему покойную жену. Действительно, Мисси была очень похожа на мать. Она унаследовала от Элис Ли фиалковые глаза, молочно-белую кожу и роскошные каштановые волосы. Мисси всегда казалось, что ее очень портит чрезмерная худоба: скулы выпирали, нос казался слишком крупным. Кроме того, у нее были очень длинные ноги – она была выше многих своих сверстников-мальчишек.

Мисси сидела за столом и, прикрыв глаза, думала об отце – ей совершенно не хотелось есть. Профессор Маркус Байрон был высок, худощав и сутул – годы, проведенные над старинными фолиантами по истории, не пропали бесследно. Его седая борода пропахла манильскими сигарами и португальским портвейном…

Мисси с трудом сдержала слезы, вспомнив, как она подходила к массивной дубовой двери кабинета отца и тихонько стучалась. Вскоре из-за двери раздавалось привычное «Intra» – отец всегда приглашал войти на своем любимом языке – царственной латыни. Старый профессор улыбался, откладывал книгу в сторону и сажал Мисси к себе на колени, слушая ее рассказы о том, как прошел очередной день в школе. Впрочем, иногда Мисси замечала, что отец не может отвлечься от своих греков и римлян и слушает ее рассеянно…