— Что? — чуть ли не с наездом спрашивает она, воинственно уставившись на меня. Видимо, узрела на моем лице брезгливое выражение.

— Что? — парирую в ответ.

— Хотите что-то сказать? Не сдерживайтесь, терпеть — плохо.

— Хочу. И сдерживаться не планирую ни в каких вопросах и действиях. Какая из двух дверей ведет в твою комнату?

— Первая. А что?

— А твоя сестра где? — задаю очередной вопрос, игнорируя Женин. Скидываю с себя кроссовки.

— В ванной.

— Позволишь мне зайти на несколько секунд в твою комнату? Обещаю, что прыгать на твоей кровати и копаться в твоей одежде не буду. Я даже трогать ничего не буду.

— У меня нет кровати.

— Мне пофиг есть ли у тебя кровать, я здесь так-то трахаться и не собирался. Ой, извини, мысли вслух, от тебя набираюсь. Так что, откроешь?

— Нет, — жестко произносит Женя.

— Ладно, скажу так. Если увижу кое-что в твоей комнате, что меня категорически раздражает, я сразу же уйду и больше никогда не сделаю тебе никаких предложений ввиду этой неприглядной для меня особенности. Я даже в комнату входить не буду. Просто включи свет и мне будет достаточно просунуть туда свою голову.

— Мне кажется, вам ее отбили в подъезде.

— Тебе всего лишь кажется. Ее отбили раньше. Ну? — несдержанно бросаю я, на что Женя все-таки открывает дверь в свою спальню и включает свет.

Заглядывать туда страшно. Но я ведь не соврал, если реально увижу в ее комнате ковер на стене — это конец, реально придержу свои хотелки и уйду, больше не настаивая ни на чем. У всех есть дебильные пунктики, это мой. Заглядываю внутрь.

Кажется, я не дышу уже секунд двадцать, рассматривая нетронутые коврами стены. Облегчение такое, словно напился воды после трехдневного хождения по пустыне. Счастье-то какое, можно дальше играть, кайфуя от непредсказуемости.

А комнатушка у Жени, надо признать, не такая уж и убогая. Диван, стол и шкаф, и даже люстра со шторами имеются.

— Ну что там? Уходите?

— Вынужден тебя обрадовать.

— Серьезно? — удивленно произнесла Беляшова. Кажется, ее лицо засияло от перспективы, что я реально отсюда свалю в сию минуту. Да что за херня такая?! Я ей не противен и совершенно точно привлекаю физически. Что, мать ее, не так?!

— Серьезнее не бывает.

— А бровь? — спустя несколько секунд все же интересуется Женя. — Давайте я вам быстро обработаю ее. Ну или вы, — растерянно продолжает она. И все-таки не ожидала, что я реально уйду. Ни хрена уже непонятно. То обрадовалась, то взгрустнула. Такая же шиза как я.

— Не нужно сейчас. Слушай, утоли мое любопытство, — надеваю обратно кроссовки.

— Что?

— Лампочки у вас в доме есть?

— Нет, — грубо бросает Женя, смотря за тем, как я берусь за ручку входной двери. — Не держим.

— Ясно. Ну ладно, до встречи. Пакеты распакуй, в холодильник продукты убери. Второй пакет тоже тебе, конечно.

Не оглядываясь, открываю дверь и спускаюсь на один лестничный пролет. В трех квартирах, как и предполагалось, дверь мне не открыли, в четвертой сработало, но лампочки не оказалось. А вот на первом этаже, в самой неприглядной с виду квартире — новенькая лампочка таки оказалась. Само собой, за денежное вознаграждение. Не мешкая, возвращаюсь на Женин этаж и звоню в дверь. Открыла она мне не сразу. Секунд так через двадцать. Женя определенно растеряна.

— Чо?

— Чо мне надо? — усмехнувшись, произношу я.

— Ну и?

— Лампочку поменять. Я за ней и ходил, — прохожу внутрь под совершенно растерянный Женин взгляд. Вновь скидываю кроссовки, но теперь еще и толстовку. — Принеси мне, пожалуйста, табуретку и фонарик.

— И снова здрасте.

— Иди спать, — грубо произносит Женя. Перевожу взгляд на Женину сестру. Та, в свою очередь, успела уже переодеться в домашний костюм, больше напоминающий пижаму и, судя по мокрым волосам, была в ванной.

— Может, чай? — канючит копия моей Маши.

— Спать, — непреклонно повторяет Женя, от чего начинает выводить меня из себя. Что это за отношение к ребенку, которого полчаса назад пытались изнасиловать? Девочка же, на удивление, слушается и, выключив свет в ванной, заходит в комнату, снимаемую Беляшовой.

— Зря ты так.

— Как?

— Грубо. Ты же девушка. Должна знать про ласку, поддержку и прочее. Ее пожалеть надо, а не орать. Не ожидал от тебя такого.

— Не надо указывать, что мне делать. Это вы в больнице можете меня унижать перед пациентом, а не здесь, ясно? Это мой дом, как бы вы тут нос свой ни воротили.

— Да я еще не думал воротить, не видел даже толком ничего.

— И не увидите, если будете мне указывать на то, как себя вести.

— Тебя что так расстроило, что я сделал тебе замечание в больнице?

— Да, задело. Вы могли сказать о моих косяках наедине, а сделали это специально при больном. И мы оба знаем с какой целью.

— С какой?

— Я не буду на это вестись. Надоели уже ваши манипуляции, — вскидывает руку вверх.

— Неси табуретку и фонарик.

— Зачем?