Сякин с Зиганшиным меня в баре, конечно, прикроют, но надо сделать так, чтобы и в других местах до меня просто боялись докапываться.

В пять часов Лена ушла домой, и я остался один на хозяйстве. Менялись посетители, кто-то приставал с разговорами, кто-то наоборот вел себя очень робко. Все стулья у стойки оккупировали девушки и испытывали на мне свое красноречие. Вчера, кстати, такого не наблюдалось. Что было вполне понятно. При взгляде на Сафонову они испытывали чувство неполноценности, примерно как в будущем испытывали школьницы, разглядывая в журналах отфотошопленные фотографии актрис и певичек.

Сейчас же Ленки не было, и девицы клеили меня по всем правилам.

«Вот что такое не везет, – думал я. – Столько девушек, притом готовых если не на все, то на многое, а у меня Сафонова из головы не выходит. Скорей бы Генка вышел на работу, может, удалось бы с ней поближе познакомиться в неформальной обстановке».

Из-за наплыва посетителей поужинать не удалось. Но я заранее приготовил судки, в которые мне положили несколько порций шашлыка. Отцу очень понравился второй ужин. Вообще питание работники оплачивали без наценки, по себестоимости. Но это официально. Неофициально ели все сколько хотели. Посудомойки уносили с собой все отходы для своих кошек и собак. Повара несли в авоськах продукты. Ну, а Наталья Петровна и кладовщица в этом деле были вообще вне категории. Только Гиви Хорбаладзе не уносил ничего. Но это было понятно, директор делала это за него.

Я, тем не менее, осторожничал, поэтому в кармане у меня лежал чек, пробитый на кассе.

Перед закрытием подсчитал свои доходы, оказалось, что они достигли двенадцати рублей.

Домой я приехал вновь около двенадцати часов. На этот раз никто меня не ждал. Я убрал судки в холодильник и, выпив чаю, улегся спать.

Придя на работу, я обнаружил за стойкой Виноградова. Он работал в черных очках, но из-под их краев все равно виднелись багровые кровоподтеки.

– О! Санек! – радостно завопил он при виде меня. – Сколько лет, сколько зим! Ну, теперь мы тут с тобой шороху дадим. Ты, говорят, уже японский магнитофон пробил? Честно, не ожидал от тебя такой шустрости, да и вообще не думал, что ты к нам устроишься. Давай махнем по песят за встречу.

– Гена, привет! Какие песят, мне в трест надо сегодня. Идем вместе с Натальей Петровной. А собственно, ты чего с утра на поддаче? – спросил я.

– Так праздную, – сообщил Гена. – Закончил со спортивной карьерой, вчера меня Левин погнал с тренировки. Сказал, нам алкоголики не нужны.

«Вот это дела! – расстроился я. – Рассчитывал на трезвого напарника, а он, оказывается, заквасил, да так, что тренер выгнал. Интересно, а на работе он также квасить будет? Только этого для счастья не хватало».

Поговорив с ним еще пару минут, я пошел к Наталье Петровне. Та явно была не в духе. И вполне понятно почему.

Она сделала несколько звонков, и мы отправились на своих двоих в трест. Персональных машин для мелкой номенклатуры не предусматривалось. В эти годы город практически не строился, поэтому все учреждения располагались в центре. Сейчас наша шашлычная располагалась на улице Комсомольской. Но я был единственным, кто знал, что через несколько лет она станет улицей Андропова, потому что управление КГБ располагалось на этой же улице, метрах в трехстах от нас. И работающие там товарищи частенько посещали наше заведение.

Когда мы зашли в здание, где первый этаж занимало наше начальство, меня сразу посетило дежавю.

Длинная ковровая дорожка, лежащая в коридоре, и таблички с давно забытыми надписями: профсоюзный комитет, партком, комитет ВЛКСМ – будили странные ощущения неправдоподобности.

«Перестань, – скомандовал я себе. – Теперь тебе в этом жить, и как ты бы ни хотел изменить окружающее, ничего из этого не выйдет. От тебя только требуется, пользуясь знанием будущего, прожить свою жизнь по-другому».

Около комитета ВЛКСМ Наталья Петровна остановилась и без стука зашла в кабинет.

Навстречу нам поднялся из-за стола молодой парень, подстриженный под полубокс.

– Добрый день, Наталья Петровна, с чем пожаловали? – спросил он.

– Здравствуй, Валера, хочу представить тебе нашего комсорга: Сапаров Александр Юрьевич, прошу любить и жаловать, работает у нас с позавчерашнего дня барменом. Закончил десять классов, имеет опыт комсомольской работы. Ну, в общем, я пойду, а вы тут без меня побеседуйте, свои вопросы решите.

Довольная, как танк, тем, что наконец спихнула на кого-то всю комсомольскую мутотень, директор выскочила из кабинета, оставив нас вдвоем.

Когда дверь за ней закрылась, Валера насмешливо улыбнулся:

– Вот все они так. Когда сверху потребуют субботник организовать или еще что-нибудь, самодеятельность к примеру, так сразу, комитет комсомола, проявите инициативу. В общем, как везде, пока гром не грянет, никто не перекрестится.

Он снова уселся за письменный стол, закурил длинную тонкую сигарету – такие не найти в продаже днем с огнем – и предложил: