— Иди в тот угол, дрочи и ссы. Разрешаю кончить.

Он подлетел, как ошпаренный. Подбежал, судорожно расстегнул ремень, спустил джинсы и принялся мастурбировать. У Лены глаза на лоб вылезли. Такого длинного члена, сантиметров двадцать пять примерно, она только в порнухе лицезрела. Его лицо напряглось в гримасе. Шумно выдохнув, замер, всем своим видом ожидая наслаждения… но когда, дергая возбужденный член, стала выплескиваться густая белая сперма, его брови полезли на лоб. Он чувствовал, как молофья течет по уретре, как напряглись и вот-вот расслабятся яйца и ноги, ощущал, как привычно звенит в голове, но… никакого удовольствия не испытывал. Стало ужасно обидно. Точь-в — точь как ребенку, который предвкушал конфетку, которой его долго манили. Стараясь ее добыть любыми путями, клянчил, вымаливал, обещал все на свете и, наконец, завладел. Сглатывая слюну, развернул обертку, а внутри пусто. «Дядя Петя, Вы дурак?», — самое мягкое, что захотелось сказать долбанной ведьме. Столько часов ждал, надеялся, представлял, унижался и ради чего?! Только долгое и долгожданное освобождение мочевого пузыря, нестерпимо болящего от переполнения, принесло некоторое удовлетворение.

Обманула, сука… в самом интимном, в самом ценном обманула… шлюха позорная… но как можно было поверить? Как лох последний повелся, твою едручую мать! Корил бы себя еще долго, если бы не услышал.

— Сойди с лужи, придурок! Хозяйство спрячь, нечего хвастать… это приказ.

Ноги сами собой вышли из озера мочи, руки, будто чужие, управляемые неподвластной частью сознания, натянули трусы, штаны, застегнули ширинку и ремень.

— Я для тебя — Госпожа. Если мы не одни, разрешаю называть меня по имени — отчеству, Елена Сергеевна. Андестенд?

— Да… Госпожа, — вырвалось у него.

— А тебя как величать, злодей недоделанный?

— Андрей… Андрей Викторович Пустышкин…

— Ха! Какая точная фамилия! Пустышкин ты сейчас и есть. Чем занимаешься?

— В салоне «Виталина» работаю фитнесс тренером… я кэмээс по плаванию…

— О, как… да мне повезло! А не боялся рядом с работой паскудством заниматься? Отвечать честно!

Высокий, за метр восемьдесят пять, спортивный молодой человек возрастом около тридцати лет, виновато потупился.

— С Вами, Госпожа, в первый раз там вышло. Не удержался. Вы — мой типаж. Молодая, красивая, стройная брюнетка со стрижкой — каре в джинсах… от таких мне голову сносит. Обычно я на окраинах охочусь… Всегда с презервативом, свой материал не оставляю… да и не заявлял, вроде, никто…

— А сколько жертв было? — леденея, уточнила Лена. Его спокойные ответы, будто насилие — само собой разумеющееся явление, ее взбесил.

— Пятнадцать, — ответил, не задумываясь. — Я всегда в балаклаве, всех в живых оставлял. Вы — шестнадцатая.

Последний ответ переполнил чашу Лениного терпения. Присела на корточки и уперла лицо в ладони, делая глубокие вдох — выдох, чтобы успокоиться. Как его наказать — не знала. Без оргазма точно останется, а что еще в ее силах? В ментовку с повинной? Надо будет узнать, сколько ему светит и обдумать этот вопрос. А убить его она сейчас, после порабощения, не могла физически. Как и он ее. Не зря, искренне желая Лене смерти, Надежда Александровна, сама слабая как младенец, доползла до телефона и вызвала «скорую». Потом еще и палату с сиделкой оплатила. Не от большой любви, надо заметить.

— Ты женат? — спросила, не отнимая рук от лица. — Как до жизни такой докатился?

— Нет и не был. С мамой живу. Она учительница русского и литературы на пенсии. Отца не знаю. Мама говорит, он летчик, разбился. Понятно, что врет. Она строгая. В детстве шагу нельзя было без ее ведома ступить. Шлангом от стиральной машинки по жопе хлестала, когда совсем малым был. Увидела однажды в ванной, как у меня писюн стоит, а я его тереблю и взбеленилась. Потом первая девчонка моя смеялась… длинный и вялый, хоть бабочкой завязывай… до слез хохотала. Я тогда переволновался, не вышло ничего… ну и закрутилось. Без насилия не получается и тянет… будто свербит внутри, а не почешешь.

— Ах ты бедненький онанист! Тьфу, пидор, убила бы. Ганнибал Лектор недоделанный… пародия на него, сволочь. Отца искал?

— Пытался. Не нашел. Да сильно не стремился. Нахрен мне такой козел нужен? Одно время хотелось его пристыдить, в зенки бессовестные плюнуть. Потом остыл.

— Ладно, хрен с тобой, — устало произнесла Лена, поднимаясь, внутренне усмехнувшись над «бессовестными». А сама-то? — Дуй за моей сумочкой, а я тебя на улице, на остановке подожду. Глаза от твоей мочи, сука, режет. Какой ты вонючий, падаль.

Когда Андрей на собственном Лексусе привез сумочку, в которой все оказалось на месте, включая кошелек с картами, тысяча наличных сотками и удостоверения риэлтора со всеми ключами, Лена успокоилась.

— Просвети-ка меня на счет вашей внутренней кухни. «Виталины», я имею ввиду.

— О чем конкретно, Госпожа? — на богом забытой остановке никого не было.

— Кто хозяин, в чем проблемы и так далее.

— Хозяйка Виталина Витальевна Фомина, она же директор. Салон ей муж подарил, потом развелись. Ей где-то полтинник, но выглядит моложе. Трое детей, все взрослые.