— Ты ошибаешься, я не на чьей стороне. Просто я не терплю, когда в моей роще твориться подобное безобразие!

— В твоей роще? — удивленно переспросил Илая. Было несколько неожиданно услышать о том, что эти земли могут принадлежать подобной сумасшедшей оборванке, ведущей себя так будто она была какой-нибудь высокородной леди.

— В моей роще! — старуха утвердительно кивнула. — Зови меня Матушка Иеле. Знай, юноша, я уже была тут еще в те далекие времена, когда эти могучие деревья — она указала рукой позади себя, туда, где из пещеры виднелись пушистые и стройные лиственницы — были еще тоненькими прутиками. Я оберегала их, растила, как родных детей и я буду здесь пока последнее из деревьев не высохнет и не падет прахом на эту землю!

Женщина гордо расправила свои костлявые плечи и величественно приподняла острый подбородок, всем своим видом говоря, что сказанное ею есть неоспоримая истина. Илая не стал с ней спорить. Пусть эта сумасбродная старуха несет любую околесицу, но пока она не стремиться навредить ему или Сибрис, он закроет глаза на ее странное поведение.

— Похоже твоей спутнице необходима помощь — сказала старуха. — Эта пещера не лучшее место для вас обоих. Так что. юноша, бери свою подружку на руки и следуй за мной. — она развернулась и пошла прочь из пещеры, абсолютно уверенная в том, что Илая последует ее совету.

— Да, и за лошадей и свои вещи не беспокойся, — добавила карга, — я наведу на них охранные чары и никто, и ничто не сможет навредить им.

Илая не мог объяснить почему, но этой женщине он поверил на слово. К тому же, проходя мило лошадей со спящей Сибрис на руках, он и сам убедился, что напавшие этой ночью твари не причинили вреда животным.

— Пелли не трогают лошадей — пояснила старуха, будто читая мысли Илаи, пока они шли вдоль ночного болота. — потому что считают водяных лошадей — келпи своими дальними родственниками. А диких зверей отпугнут мои чары.

Сейчас болотце было совершенно спокойно и ничто не напоминало, что из него, совершенно недавно, под покровом тумана вылезали полчища оголодавших монстров.

Обогнув болотистое озерцо, тропинка увела их вверх по склону. Подниматься по ней с ношей на руках было не просто. Однако, старые корни деревьев пересекали тропинку так часто и равномерно, будто специально вылезли из лесной земли, чтобы служить ступенями естественной лестницы, ведущей к вершине холма.

Резво взобравшись на вершину, старуха махнула Илае рукой, требуя, чтобы тот поторопился. "И откуда столько прыти в этой сушеной вобле?" подумал юноша. На вершине раскинулась прекрасная поляна. Деревья обступили ее, образуя, почти идеальную правильную окружность. В центре поляны, под высоким раскидистым ясенем, примостилась маленькая хижина. Тут и обитала старуха. Она уже стояла на пороге, откинув полог из лосиной шкуры, заменявшей ей дверь, и терпеливо ждала пока Илая занесет Сибрис в ее нехитрый домишко.

Изнутри ее жилище было таким же убогим, как и снаружи: земляной пол укрытый сухой травой, импровизированное ложе из звериных шкур, куда старуха приказала уложить девушку; маленький чадящий очаг из камней обмазанных глиной, в котором горел огонь — единственный источник света в этом жилище. Под потолком были подвешены пучки высушенных трав и корней. В углу хижины были свалены в кучу тряпье, обрывки шкур, черепа зайцев, лис, сов и выбеленные кости животных покрупнее. Возле очага стояла старая деревянная бадья с водой. Старуха набрала в щербатую глиняную плошку воды вытащила из кучи в углу тряпицу почище. Сняв с потолка пучок сушеной травы, женщина направилась к Сибрис. Илая заступил ей дорогу, опасаясь, как бы сумасшедшая карга, не задумала совершить какую-нибудь пакость, способную навредить девушке. Но та решительно оттолкнула его в сторону, присела около Сибрис и, оттянув ворот ее нижней рубахи, не терпящим возражений тоном приказала:

— Смотри!

Илая подался вперед. В неровном свете очага он увидел на коже Сибрис круглое алое пятно, окруженное цепочкой маленьких кровоточащих ранок, вокруг пятна кожа была красной и вспухшей.

— Яд пелли. — пояснила старуха. — если не сделать примочки из яр-травы, кровь разнесет его по всему телу твоей подруги и у нее начнется болотная трясучка, очень неприятная штука, знаешь ли.

Раскрошив сухую траву над плошкой, старуха обмакнула в нее тряпицу и принялась отирать место укуса. Обильно смочив пораженную кожу, она присыпала ее порошком из яр-травы и накрыла ее своими сухими ладонями. Закатив глаза под лоб, так что видны остались только желтоватые белки, старуха что-то забормотала на странном шипящем наречии. Сибрис застонала, но не открыла глаз. Старуха пробормотала, что-то еще, накрыла рану влажным компрессом, и тяжело выдохнув сказала Илае.

— Теперь все позади, твоя подруга проснется завтра утром совершенно здоровой. Тебе юноша тоже не мешает поспать, но только не здесь в хижине. Можешь взять одну из шкур и спать у двери. Я побуду с ней до утра. Можешь не волноваться.

— Спасибо вам Матушка Иеле. Боюсь, я не представился, простите меня за мою неучтивость, меня зовут Илая, а эту девушку Сибрис.

— Мне это известно. — прервала его старуха. — Но для меня ваши имена не имеют никакого значения. — она пожала плечами и отвернулась от юноши уставившись на огонь в очаге, тем самым давая понять, что больше не желает продолжать разговор.

Илае ничего не оставалось как взять из кучи шкуру побольше и выйти из хижины оставив Сибрис и старуху наедине. Завернувшись в затхлую шкуру, так что бы роса и стылый ночной воздух его не донимали, Илая прикрыл глаза и моментально провалился в глубокий крепкий сон.

5

Сибрис осматривала след от укуса пелли. Примочки помогли просто отлично и покраснение прошло. Матушка Иеле обещала, что через дня три от укуса не останется и следа.

Когда Сибрис очнулась в странной лесной хижине, вместо пещеры, она сначала очень растерялась, увидев перед собой не Илаю, а лесную отшельницу. У нее даже проскочила мысль, что ее умыкнула в свою берлогу злая ведьма-людоедка. Но после того, как женщина ей все рассказала, Сибрис успокоилась и горячо поблагодарила Матушку Иеле за то, что та вовремя пришла им на помощь. Старуха захохотала низким смехом и пообещала Сибрис: