– Ты же не куришь. Тебе – не зачем.

И все подхватили – "Не куришь. Правильно". Меня шатало и было откровенно не по себе. Спорить я не стал, а зря. Моё состояние отравленного дымом никто в расчёт не взял, а значит, если я согласился и не стал требовать выигрыш, то со мной можно и впредь так поступать – кидать и не отдавать того, что по праву принадлежит мне. Такой короткий эпизод, за которым следуют выводы.

Денис похлопал меня по плечу, я почти отошёл от отравления (молодой организм восстанавливался с ураганной скоростью и никого это не удивляло). О моём подвиге сразу забыли, а о рвоте – нет. Никто, кроме меня, после трубы не блевал и теперь было неважно, кто просидел в дыму дольше, а важно, что меня стошнило.

Но, как бы то ни было, жизнь продолжалась. От трубы перешили к войнушке. Разделились на команды. Меня определили в группу к партизанам вместе с Башковитым. Остальные представляли взвод СС, заманивший нас в засаду. И здесь мне отвели роль жертвы. Я проявил на глазах у всех слабость и теперь должен был расплатиться пыткой, типа в шутку.

Бред! С первого взгляда «бред», а на самом деле жизнь так и устроена. Надо доказывать каждый раз, что ты не верблюд. К тому же мне страдальцем быть нравилось больше, чем палачом. Увы и ах. Печёное дерьмо.

Две команды разошлись в стороны. Эсэсовцы спрятались, а мы, выждав положенные пять минут, отправились оговорённым маршрутом на явку. Спустились в котлован и мелкими перебежками, прикрываясь бетонными сваями, приближались к кирпичному зданию в конце стройки с открытой нишей – комнатой, в которой не хватало только внешней, передней стены. Там-то и была наша явка, и, если бы нам удалось туда дойти, мы бы поменялись ролями, тогда и нам бы выпал шанс стать охотниками при новом коне игры.

Они свалились откуда-то сверху. Когда уж было я решил, что фашисты нас проворонили (ведь мы старались передвигаться бесшумно, и мне казалось, что у нас получается) и до кирпичной явки оставалось пару свай и вскарабкаться по глиняной стене, нас с Вовочкой захомутали.

Не знаю, как это у них так ловко вышло. Никто не лажанулся, не пыхтел, сидел до последнего тихо, а потом раз – и нас вжали в податливый грунт. Знаю, это Денис постарался. Он никак не мог проглотить-забыть свой проигрыш и решил, сучок великовозрастный, отыграться.

Нам скрутили медной проволокой руки за спиной.

– Тащите их в теплушку! – скомандовал Денис. Судя по железным, звенящим металлом ноткам в его голосовых связках, в образ капитана СС он вошёл капитально, ему лишь чёрной формы не хватало и фуражки со значком стальной мёртвой головы. – Проклятые красные бандиты, вы нам всё расскажите, русиш швайн.

– Ешь дерьмо, Адольф! – взбунтовался я и получил ожог правой ягодицы. Кто-то из них отвесил мне отжиг кончиками пальцев. Навесил пиявку. Вышло профессионально. – Ой!

– Ага! Заткни хлеборезку, а то хуже будет. – Дима дёрнул меня за скрученные запястья и поставил болевым синдромом, в мгновение ока въевшейся проволокой в мою тонкую кожу, на ноги.

Денис подошёл ко мне вплотную, вдавил лоб в лоб и, пристально вглядываясь в размытые зелёные пятна зрачков, прокаркал:

– Комната пыток ждёт вас, мои друзья-недруги. Передвижной вагончик правды Третьего Рейха близко.

Вагончик-теплушка был для меня чем-то новым. Я пропустил пару посиделок на стройке, – болел ОРЗ, – и за это время ребята нашли новый штаб для допросов с пристрастием. Если раньше мы просто валили врагов на землю или тащили в такие, похожие на детские коляски без колёс полузакрытые прямоугольные коробки, где раньше рабочие месили цементный раствор, то теперь меня и Башковитого отволокли за забор, туда, где стоял настоящий вагончик на резиновых скатах. На окнах решётки, из крыши торчит жестяной грибок трубы печки, лесенка, дверь, а на ней замок. Как же они нас туда впихнут? Дверь-то строители, когда уходили, наверняка закрыли.

Правильно, дверь никто не вскрывал. Не то чтобы не хотели, просто справляться с амбарными замками ещё не научились. Зато ребятам удалось проникнуть в вагончик через окно, выходящее на стройку. Решётка держалась на соплях и служила бутафорией защиты. Её сняли, а окно разбили. Первым в теплушку по приставной лесенке залез Денис: остальные «немцы» нас по очереди толкали вперёд, подпирая в спину. Денис нас принял и усадил: меня – на диван, а Башку – на стул. Это означало, что первым издеваться начнут над ним.

Все в сборе. Я с интересом оглядываюсь по сторонам. Липкий стол с тумбой ящиков, на нём электрический чайник, посуда – вилки, ложки, миски – всё сальное. Под ногами хрустит стекло, везде валяются бутылки (в наше время настоящее богатство: на три сданные бутылки можно в кино было сходить), у двери, в правом углу стоит шкаф, около него свалены в кучу рабочие спецовки, блестят инструменты. Электричества нет, так что попытки Елисея терзать чёрный рычажок выключателя лампочки, висящей под зелёным абажуром из плотной бумажки, ни к чему не приводят.