Шрифт:
— Эмиэль-и-Моранти? — переспросил Алек, бросая на Серегила победный взгляд.
— Да, так его зовут, — прошептала Амали. — Я чувствую ярость и ненависть, вижу насилие…
— Можешь ли ты сказать нам что-нибудь еще, госпожа? — спросил Серегил, наклоняясь к женщине.
— Довольно! — Гневно стиснув зубы, Райш вырвал браслет из пальцев жены, словно это была ядовитая змея. — Тали, ты нездорова. — Повернувшись к Серегилу, он сурово сказал: — Ты же видишь, в каком она состоянии. Что еще тебе нужно?
— Если бы твоя жена смогла больше рассказать нам о нападении, кирнари, это было бы очень ценно.
— Что ж, тогда оставь амулет у нас. Когда Амали соберется с силами, может быть, ей удастся увидеть больше.
— Я предпочел бы оставить вещицу у себя, — ответил Серегил. — Когда твоя супруга почувствует себя лучше, я принесу ее снова.
— Хорошо. — Райш задумчиво посмотрел на браслет и протянул его Серегилу. — Как странно: столь многое зависит от этого простого украшения.
— Мой опыт показывает, что как раз самые простые вещи помогают раскрыть самые непроницаемые тайны, — ответил тот.
— Вот видишь! — воскликнул Алек, когда они вернулись к Теро. — Я же говорил тебе, что он на Клиа напал! Теперь тому есть доказательство.
— Пожалуй, — рассеянно протянул Серегил.
— Пожалуй? Клянусь Четверкой, Серегил, она же вопрошала свою собственную магию!
Серегил понизил голос почти до шепота.
— Но почему, Алек? Клиа и Торсина отравили на пиру в тупе Вирессы, в этом я уверен. Если это дело рук хаманца, то кого-то другого, не Эмиэля: того на пиру не было.
— Если за нападением стоит Хаман, — добавил Теро, — то задумал его глупец. Все знали, что на следующее утро они с Клиа отправляются на охоту. Зачем выбирать яд, который подействует, пока принцесса находится в их компании?
— И зачем нападать на жертву, которая и так уже умирает? — пробормотал Серегил.
— Может быть, Эмиэль не знал о яде, — сказал Алек. — Он подвержен приступам ярости, Серегил. Однажды он накинулся на меня, прямо здесь в городе, на глазах у свидетелей, не говоря уже о том, что сделал с тобой.
— Это совсем другое дело. Нападение на Клиа было безумием. На основании того, что нам только что сказала Амали, его, возможно, ждет дваи шоло. — Серегил передал кольцо отравителя Теро. — Держи. Спорю на своего лучшего коня, что когда ты узнаешь, кто виновен в отравлении, это окажется не хаманец.
— Значит, ты полагаешь, что яд и нападение — два независимых друг от друга события? — спросил волшебник, пристально глядя на смертоносный кусочек стали.
— И хочешь сказать, что не один клан желал Клиа смерти? — Алек почувствовал, что у него начинает болеть голова. — Может быть, Сарикали не так уж и отличается от Римини в конце концов.
Это была безрадостная мысль.
Райш-и-Арлисандин отослал прислужниц, как только скаланские посетители ушли, и опустился перед женой на колени. Выражение тайного ликования на ее лице заставило его ощутить озноб; на мгновение земля, казалось, перестала быть для него надежной опорой.
— Скажи мне, ради Светоносного, — выдохнул он, — Амали, что ты наделала?
Женщина гордо подняла голову, хотя в глазах у нее стояли слезы.
— То, что следовало сделать, супруг мой, — ради Акхенди и ради тебя. Хаманец не знает, что такое честь, и виновен в насилии.
Амали потянулась к мужу, но он отпрянул от нее. Смесь печали и нежности, написанная на ее лице, обожгла его, как вспышка пламени, хоть мир вокруг и стал казаться темнее. Шатаясь, Райш добрался до кресла, рухнул в него и закрыл лицо руками.
— Ты не желаешь довериться мне, супруг мой, — с мольбой проговорила Амали, — однако я вижу, как ты страдаешь. Когда милостью Ауры в моих руках оказалось нужное средство, я знала, как им распорядиться.
— Светоносный не участвовал в этом, — пробормотал Райш.
Алек и Серегил прошли в комнату Клиа. Хотя сознание еще не полностью вернулось к ней, им казалось, что следует как можно больше времени проводить с больной, словно сама близость могла передать ей их жизненную силу.
К тому же комната принцессы лучше всего охранялась. У двери все время несли стражу двое Ургажи, а у постели Клиа дремала Бека. Когда Алек и Серегил вошли, она рывком выпрямилась, и рука ее рванулась к рукояти кинжала.
— Это мы, — прошептал Серегил, подходя к кровати. Клиа спала, но на ее бледных щеках появился румянец, а на лбу выступил пот.