У Аделаиды ведь должен был родиться ребенок (она была на третьем месяце беременности), поэтому, узнав, что у девушки, которую привезли вслед за ней и положили рядом, на соседнюю койку, обнаружен сифилис, Аделаида решила сбежать оттуда как можно быстрее. На пятый или шестой день после операции она спросила у врача на обходе:

– А можно мне встать – нитки не порвутся?

Врач ее уверил, что нитки выдержали бы даже кита, и Аделаида встала с постели, хоть и было еще очень даже больно. Тогда она была стройная, изящная, весила всего 47 килограммов, и все у нее быстро зажило. (Папочка с сыночком, узнав, что она попала в больницу, прибежали к Инне Исааковне и стали умолять ее, чтобы она ликвидировала их общее чадо, но было уже поздно. Ребенка сохранили, потому что перед тем как вырубиться, Аделаида просила об этом, а Инна Исааковна оказалась замечательным хирургом).

Так что опыт общения с медициной Аделаида имела богатый, хоть и, можно сказать, принудительный, потому что по пустякам к нашему здравоохранению Аделаида старалась не обращаться.

Манечка была приписана к элитной поликлинике, в которой лечились всяческие артисты театра и кино, и Аделаида всех их видела «в натуре», сидя вместе с ними в очереди к врачам. Конечно, ей было интересно, как и всем прочим «простым смертным», увидеть «живого артиста», а вот Манечке было полностью наплевать – она всегда была занята только собой и своими болезнями (которые любила себе выдумывать, чтобы визитом к врачу развеять скуку и под благовидным предлогом поговорить о своей персоне), и не обращала внимания на то, кто тусуется вокруг – хоть стадо крокодилов.

Конец ознакомительного фрагмента.