Бабушка дождалась, пока он кончит. Она стояла, скрестив на груди руки и держа себя за оба локтя.

– И это все, что от меня требуется?
– спросила она.

– Да, - сказал генерал Форрест.
– Если поначалу она не пожелает вас слушать, может, я, как его командир.

Бабушка даже не произнесла "ха". И даже меня не послала. Она даже не вышла в переднюю, чтобы кого-нибудь позвать. Она сама пошла наверх, а мы стояли, и я надеялся, что теперь она, может, принесет и лютню; я думал, что, будь я на месте генерала Форреста, я вернулся бы к себе, привез кузена Филиппа, заставил бы его сидеть в библиотеке чуть не до самого ужина и слушать, как кузина Мелисандра играет на лютне и поет. Тогда можно будет увозить кузена Филиппа обратно и кончать войну без всякой помехи.

Лютню она не принесла. Только привела кузину Мелисандру. Они вошли, и бабушка стала в сторонку, снова скрестив руки и держа себя за локти.

– Вот она, - сказала бабушка.
– Говорите... Это мистер Бедфорд Форрест, - сообщила она кузине Мелисандре.
– Говорите, - сказала она генералу.

Но он не успел ничего сказать. Когда кузина Мелисандра к нам приехала, она пробовала читать нам с Ринго вслух. Было это не бог весть что. То есть это было не так уж плохо, хотя речь там почти всегда шла о дамах, которые выглядывают в окно и на чем-то играют (может, даже на лютне), в то время как кто-то где-то воюет. Все дело в том, как она читала. Когда бабушка объяснила, что вот это - мистер Форрест, лицо кузины Мелисандры сделалось точно таким, каким бывал ее голос, когда она нам читала. Войдя в библиотеку, она сделала два шага и присела, приподняв кринолин.

– Ах, генерал Форрест, - сказала она, - я знакома с одним из его сослуживцев. Не будет ли генерал Форрест так любезен ему передать самые искренние пожелания воинской славы и успеха в любви от той, кто никогда больше его не увидит?

Потом она снова присела, подхватив кринолин, поднялась, сделала два шага назад, повернулась и вышла.

Немного погодя, бабушка спросила:

– Ну как, мистер Форрест?

Генерал Форрест закашлялся. Он отвел полу сюртука, другую руку сунул в карман с таким видом, будто собирался вытащить по крайней мере мушкет, однако вынул оттуда только платок и долго в него кашлял. Платок был не особенно чистый. Он был похож на тот, которым кузен Филипп позавчера в беседке обмахивал пыль со своего мундира.

Потом генерал спрятал платок. Он тоже не сказал: "Ха!"

– Могу я выехать на дорогу к Холли Бранч, минуя Джефферсон?
– спросил он.

Тут вступила в дело бабушка.

– Открой бюро, - приказала она.
– Вынь чистый лист бумаги.

Я вынул. Помню, как я стоял у одного края бюро, а генерал Форрест - у другого, и как мы следили за уверенными движениями бабушки, державшей в руке перо; она водила им достаточно быстро и не очень долго: бабушка не любила тратить много времени на слова, устные или письменные. Правда, я не читал тогда этой бумаги, я увидел ее позже, когда она висела в рамочке под стеклом над камином кузины Мелисандры и кузена Филиппа, - тонкий, ровный, наклонный почерк бабушки и размашистая подпись генерала Форреста, которая сама по себе напоминала мощную кавалерийскую атаку.

"Лейтенант Ф.С.Клозет, 4-й роты, Теннессийского кавалерийского полка, которому в этот день было присвоено внеочередное звание генерал-майора, пал в бою с врагом.

В связи с чем лейтенантом 4-й роты Теннессийского кавалерийского полка назначается Филипп Сен-Жюст Кло.

Генерал Н.Б.Форрест".

Тогда я этого не видел. Генерал Форрест взял бумагу.

– А теперь мне нужен этот бой, - сказал он.
– Дай-ка, сынок, еще лист.

Я положил на стол еще один лист бумаги.

– Какой бой?
– спросила бабушка.

– Чтобы доложить о нем Джонсону, - сказал он.
– Черт возьми, мисс Рози, неужели даже вы не можете понять, что, хоть я и простой смертный и тоже могу ошибаться, я все же пытаюсь командовать войском, соблюдая твердо установленные правила, как бы глупо они ни выглядели на взгляд умников со стороны?

– Ладно, - сказала бабушка.
– У вас был бой. Я сама его видела.

– И я тоже, - сказал генерал Форрест.
– Ха! Бой у Сарториса.

– Нет, - сказала бабушка, - не возле моего дома.

– Стреляли у ручья, - сказал я.

– У какого ручья?

Я ему рассказал. Ручей протекал через выгон и назывался Ураганным, но даже белые звали его Угонным, - все, кроме бабушки. Генерал Форрест тоже так его назвал, сев к бюро и написав докладную генералу Джонсону в Джексон.

"Одно из подразделений под моим командованием сегодня, 28 числа апреля месяца 1862 года, будучи посланным на особое задание, вступило в бой с отрядом противника возле Угонного ручья, отогнало его и рассеяло. Потери один человек.

Генерал Н.Б.Форрест".

Эту бумагу я видел. Я следил за тем, как он ее пишет. Потом генерал встал, положил оба листа в карман и направился к столу, где лежала его шляпа.

– Погодите, - сказала бабушка.
– Вынь еще лист. Вернитесь-ка назад.

Генерал Форрест обернулся к ней:

– Еще?

– Да!
– сказала бабушка.
– Отпускную или пропуск, не знаю уж, как ваша военная организация это зовет. Но чтобы Джон Сарторис смог хоть ненадолго приехать домой и...
– тут она произнесла это сама, поглядев мне прямо в лицо и выпрямившись, произнесла это дважды, чтобы ее правильно поняли: Приехать домой и выдать эту чертову девицу замуж!