– Достаточно ли у Хельги сил для столь далекого похода? Сарацины сильны, если сами греки не могут с ними сладить, и в столь дальней дороге…

– Сил довольно, – Карл кивнул. – Помня о коварстве греков, Хельги не распускал полностью то войско, что было собрано. Владыки земель ушли по своим местам, ратники разошлись по домам, но часть заморских дружин, да и славян тоже, осталась при князе. Летом он посылал их походами на угличей и тиверцев, а зимой брал с собой в гощение. Но зачем людям зря объедать смердов, когда можно послать их на сарацин? Там они возьмут свою добычу, и более сильным войском мы добьемся куда большего. Соберем такое, что сможем обложить осадой сам Аль-баб, как обложили Миклагард, и взять с него такой же богатый выкуп!

– Тогда дела и впрямь складываются удивительно удачно! – согласился Олав.

Это было не иначе как чудо: в походе на Ширван сошлись выгоды русов севера и юга, хазар и греков, то есть людей, которые ни в чем ином не могли сойтись.

– Если это придется по душе тебе и твоим людям, – воодушевленно продолжал Карл, видя, что речи его нравятся и дело движется к успеху, – то у Хельги будет и другая просьба. Ожидая греческих послов, он не может сам покинуть Киев на лето. Он мог бы поставить во главе войска кого-то из достойных мужей – в таких у нас нет недостатка. Но к чему другие, когда у Хельги сын уже мужчина? Грим, иначе Бранеслав, уже довольно взрослый, чтобы отправиться в дальний поход и испытать свою удачу. Пора ему показать людям, чего он стоит и что за человек будущий киевский князь!

Грим выпрямился под сотнями взглядов, обрушившихся на него, будто ливень. Его сведенные брови разгладились, лицо вспыхнуло, зеленовато-серые глаза засверкали, как звезды. Кровь бросилась ему в лицо, уши загорелись от внезапного волнения. О чем-то подобном он давно мечтал, как и всякий сын знатного человека: ведь он был рожден и воспитан, чтобы возглавлять войска в походах за добычей и славой. Ради этого Карл пять лет назад привез и вручил ему меч, ради этого Равн, один из доверенных людей Хельги, уже пять лет обучал его владеть оружием. Так неужели его час настал, и отныне не он будет завидовать сыновьям Альмунда, а они – ему?

– Кто бы спорил, Гриму пора испытать свой меч и свою удачу в деле! – согласилась Сванхейд. – Но как же будет с нашим обычаем обмена… Хельги пришлет нам другого сына? У него ведь есть еще один?

В Хольмгарде знали, что боги послали Хельги четверых сыновей. Двое старших, от первой жены, уже были при нем, когда он явился из-за моря. Из них старший, Асмунд, погиб много лет назад в Северянской земле. Второй, Ингъяльд, не вернулся из похода на греков. Теперь, кроме Грима, оставался только Рагнар, едва успевший получить меч.

– Князь согласен прислать младшего своего сына, Рагнара, если вы будете на этом настаивать. Но у него есть предложение получше, – со значительным видом промолвил Карл и примолк, дожидаясь, пока все внимание снова сосредоточится на нем. – Князь мой Хельги поручил мне попросить у тебя, Олав, согласия на брак между его сыном Гримом-Бранеславом и твоей дочерью Ульвхильд.

По гриднице пролетел общий вздох волнения. Удивляться было нечему – подобный союз сам собой напрашивался, и нельзя исключить, что оба конунга думали о нем и раньше. Но вслух об этом было упомянуто впервые только сейчас, теперь это было не праздное мечтание, а замысел, близкий к осуществлению.

Витислава, сидевшая между Альмундом и Радонегой, вскрикнула и захлопала в ладоши. Личико ее просияло от восторга: ее подруга вот-вот тоже станет замужней! Кое-кто засмеялся, все заговорили разом.

Ульвхильд, не знавшая об этом замысле заранее, вспыхнула и выпрямилась; от накатившего волнения ее будто огнем охватило. Уже лет пять она ждала, что в Хольмгард явится какое-нибудь посольство, чтобы ее посватать, и вот сватом оказался ее собственный дед!

– Этот брак сделает тебя, Олав, и Хельги одной семьей, – продолжал Карл. – Когда придет время, твоя дочь станет княгиней в Киеве. Я только порадуюсь, увидев на киевском столе единственную дочь моей дочери Гейрхильд, и уверен, она на этом месте покажет себя лучше, чем любая другая дева на свете. Что ты скажешь об этом?

– Я вижу в таком браке немало преимуществ, – неспешно выговорил Олав. – Хотя бы то, что моему брату Ветурлиди не придется снаряжаться в дальний путь с женой и детьми…

За столами слегка засмеялись, а Ветурлиди выпучил глаза и опустил скобкой углы рта в темной бороде, негустой, но весьма длинной.

– Нам следует обсудить эту женитьбу как следует, – продолжал Олав. – Что ты думаешь об этом, госпожа? – обратился он к Сванхейд.

– Всякому видно, что твоя дочь и сын Хельги по всему ровня и подходят друг другу, – Сванхейд кивнула. – В таких случаях брак бывает удачным.

– А ты что скажешь, Ульвхильд? Нравится тебе такой жених?

Ульвхильд, с пылающим лицом, набрала в грудь воздуха, но не смогла сразу ответить. Чувства ее были в смятении. Ей предлагали княжий стол – именно то, чего она ждала, – но почему-то раньше ей не приходило в голову взглянуть на Грима как на того самого жениха. Наверное, потому, что «тот самый жених» в девичьем воображении приезжает из-за моря, а Грим с трехлетнего возраста жил и рос в доме ее отца. Если бы, скажем, Свенельд из Хедебю или Ингемунд из Уппсалы привезли ей сватовство тамошних конунгов, она удивилась бы меньше.