Шрифт:
Но через несколько дней Юля стала замечать, что новая воспитательница как-то странно на нее поглядывала, задерживала взгляд и наблюдала, как она играет. Юля же от этих взглядов становилась ещё более застенчивой и робкой. Она и так-то с детьми не дружила, всегда играла одна, а теперь ещё больше отдалилась. Хотя новая тетя смотрела на нее не со злобой, а с интересом и иногда даже с грустью.
Но Юля, привыкшая к вечно кричащей и недовольной бабушке, видела в воспитательнице такую же жестокую надзирательницу. И в очередной раз, когда дети после дневного часа спустились на улицу, не досчитались Юли. Воспитательница поднялась в детскую спальню.
Испуганная воспитанница судорожно снимала мокрую простынь с матраца. Сегодня она проснулась позже и потому не успела сделать это заранее.
Юля затряслась от ужаса: по ступенькам кто-то поднимался. Она запаниковала и не знала, как поступить. Быстро снять простынь или спрятаться? Главное, не замереть от страха: придётся вновь слушать крики, а это ещё невыносимее, чем, когда тебя стыдят. Поэтому Юля выбрала бросить все как есть и спрятаться. Удрать подальше за шкафчики она не успела, поэтому юркнула под кровать. Мокрая простынь свисала с матраса, как длиннющая скатерть со стола, поэтому Юлю не было заметно. Она успела соорудить себе домик, где жестокая бабка или красивая молодая воспитательница ее не обнаружат. Все они одинаковые! Все норовят поколотить, накричать или обвинить во всем.
Затаившись, Юля на корточках сидела под кроватью, обхватив колени руками. Послышались шаги на пороге.
В затуманенном страхом мозгу Юли мелькнула здравая мысль, что шаги лёгкие, это вовсе не жестокая бабуля, которая пришла, чтоб наказать за испорченное белье. Но ужас так захватил детское сердце, что Юля погрузилась в очень неприятное воспоминание недельной давности.
В тот злосчастное утро она опять проснулась на мокрой постели. Бабушка живо это обнаружила, вытянула толстый кожаный ремень из брюк ничего не понявшего деда, который привычно разгадывал кроссворды, и набросилась на внучку.
Юля, заметив страшное оружие с тяжёлой железякой посередине, не замерла, как она это делала обычно. Дикий страх заполонил ее и велел бежать. Юля, молча, словно осиротевший обречённый ягненочек, бежала через весь дом в спальню бабули и дедули и остановилась в самом углу – возле печки. Бежать больше некуда. Юля повернулась на трясущихся ногах и увидела перед собой разъяренную огромную бабулю. Анастасия Николаевна никогда не славилась особой худобой, но последние несколько лет заметно раздобрела. С бешеным лицом, вытаращенными глазами и жутким оскалом она глядела на внучку и сжимала ремень в руках. Волосы ее наполовину седые, наполовину русые торчали во все стороны, словно солома: бабуля недавно проснулась и ещё не умывалась и не расчесывалась.
– Сейчас ты у меня получишь, дрянь такая! Больше никогда не обоссышься!
Юля не нашла другого выхода спастись, как расплакаться в голос. Впервые за короткую жизнь она закричала раньше бабули. Она не звала на помощь деда: бесполезно. Она просто громко судорожно рыдала, слезами избавляясь от накопленной боли. Юля почувствовала, как по ногам побежало тепло. Казалось, все тело от низа живота до пяток стало жарким. Она не описалась, нет. Всегда, когда она замирала в подобных случаях, в ней застревала та сила, которую она могла применить в ответ на жестокость. Так и происходит с человеком или животным, на которого нападают. Он защищается: бьёт в ответ или убегает. Но ребёнок не умеет драться, он чаще всего просто замирает, а эта невыраженная сила остаётся внутри тела.
Хотя бабулю, видимо, ещё больше раздраконило поведение внучки, но и обескуражило: отчего это малявка взбунтовалась? Осиротевший ягненочек решил выживать. Вынырнув из воспоминания, она увидела, как к кровати подошли чьи-то ноги, и в истерике закричала, как тогда:
– Нет! Нет! Не надо! Не надо! – Юля словно загнанный дикий зверёк выбежала из-под кровати и на четвереньках, не успев даже подняться на ноги, метнулась за шкафчики. В ее воображении, к ней тяжёлыми шагами неслась разъярённая бабуля с ремнём.
Юля тряслась всем телом, истерично кричала и молила не бить ее.
Постукивание каблуков участилось, и ошарашенная воспитательница осторожно предстала перед перепуганной девочкой. Юля сжала кулачки и, казалось, была готова вжаться в стену или даже карабкаться по ней, но увидев перед собой молодую красивую тетю вместо страшной бабки-ведьмы с ремнём, она решила остаться на месте. Воспитательница с тревогой и жалостью глядела на нее и плакала:
– Юленька, я не буду тебя бить, зайка… – тихо говорила она.
– Совсем-совсем не будете? – надрывающимся голоском спрашивала воспитанница.
– Совсем-совсем! Деток бить нельзя, никого бить нельзя!
Осиротевший ягненочек почувствовал, что нашёл, если не маму, то уж точно безопасную тетю. Юля осторожно выбралась из угла и упала в объятия воспитательницы. Она была настоящей феей по сравнению с бабкой-ведьмой! Фея-воспитательница гладила ее по голове, утешала и сама плакала.
Через несколько дней фея-воспитательница подарила Юле игрушку – маленькую мягкую подушку в форме радуги. У нее внутри находился мелкий-мелкий песочек, поэтому подушку было очень приятно тискать и прижимать к груди. Юля спала в обнимку с этой подушкой и, о чудо, перестала писаться! С воспитательницей она поделилась, что представляла, как спит с маленьким единорожком на радуге, и все страхи тут же улетучиваются. Воспитательница специально заколдовала подушку-радугу, чтобы она защищала Юлю от злой бабки-ведьмы. И волшебство действовало.