– Ну, пусть тогда так, – вздыхаю я. – Врачи такие врачи!

– Насчёт парафрении… Твоих автоматизмов, одержимости.

– Это уже пройденный этап, и мы вроде как определились, что это было на фоне гормонального всплеска.

– Теперь я в этом не уверен. Окей. Я бы хотел предложить тебе сегодня ассоциативное путешествие, – он берёт в пальцы ручку и задумчиво покручивает.

– Давай.

– Между строк у тебя везде идёт тема саморазрушения.

– «Самосовершенствование – онанизм. Саморазрушение – вот, что действительно важно!» – улыбаюсь ему.

Короткая улыбка в ответ, и на секунду он сбивается со своей волны. Хмурится:

– Женя… Веди себя адекватно происходящему.

– Как скажете, доктор.

– Закрывай глаза… расслабься… отпусти своё сознание… посмотри картинки вместе со мной… Мы отправляемся в путешествие… Пять… четыре… три… два… один… ноль… Смотри образы: собака… дом… берёза… велосипед… портрет… Чей?

– Женщины.

– Кто она тебе?

– Я не знаю… Мы похожи. Она мёртвая. А глаза живые.

– Дальше… Дорога… Куда она ведёт?

– В лес.

– Зачем тебе туда?

– Отдохнуть.

– Ты устала?

– Девочка устала.

– Кто эта девочка?

– Я.

– Иди туда. Какой этот лес?

– Живой. Наблюдает.

– Иди глубже. Что видишь?

– Озеро.

– Какое оно?

– Тёмная неподвижная гладь.

– Дальше…

– Вхожу…

– Зачем?

– Тонуть не страшно…

– Ты хочешь утонуть?

– Я уже тонула.

– Что там?

– Там? Дом… покой… безмятежность… дар забвения…

– Это смерть?

– Да.

– Выходи из воды. Женя… Женя, ты меня слышишь?

– Да.

– Выходи. Что чувствуешь?

– Ветер.

– Это хорошо?

– Хорошо… Можно летать.

– Куда ты летишь?

– Повыше.

– Зачем?

– Дольше падать.

– Ты любишь падать?

– Да. И разбиваться.

– Ты делаешь это во снах?

– Всегда.

– Тропинка… Вернись на тропинку… Впереди дом. Какой он?

– Ветхий… уютный… Ведьмин дом.

– Заходи. Что видишь?

– Зеркало.

– Подойди к нему. Посмотрись в него.

Вздрагиваю.

– Что видишь?

– Всё.

– Кого видишь?

– Впереди девочка.

– Сколько ей лет?

– Ей? Одиннадцать…

– Ты видишь кого-то ещё?

– Вижу…

Открываю глаза, делая вдох поглубже.

– Жень? – наклоняется, всматриваясь в мои глаза.

– Ты веришь в реинкарнацию, доктор?

– У тебя просто очень живая фантазия, и ты не можешь адекватно отделять её от реальности.

– Как скажешь.

Его рука ложится мне на лоб. Закрываю глаза.

– Ты можешь вспомнить, кого ты видела в зеркале?

– Я видела себя.

– Девочкой?

– И девочкой тоже.

– Почему ей было одиннадцать?

– Ты хочешь мою интерпретацию?

– Да.

– Потому что в одиннадцать с ней случился Кандинского-Клерамбо, и она перестала быть только девочкой. Произошло расщепление, появились другие личности… А девочка осталась девочкой. И она во мне в том возрасте застряла. Это если говорить на твоём языке.

– А если на твоём?

– А если на моём, то я вспомнила свои инкарнации. Обрывочно. Не через события, а именно как состояния сознания. И я смещаюсь по своим личностям. Потому что ТОТ, кто переделал меня, научил меня смещать свои состояния. Кастанеда называет это движением точки сборки. Как и у твоего пациента, она не зафиксирована жёстко, и почти всегда я могу этим управлять. Но в моменты стресса или усталости я часто скатываюсь в свою «девочку».

– Женечка, а в какой больнице я могу найти твою детскую карту? Где все эти обследования?

– В краевой, в архиве. Но я вырвала там несколько порочащих мою адекватность страниц.

– Мхм… – отмечает он себе что-то. – Так… Медикаментозное лечение было?

– Оно было прописано. Я имитировала, что лечусь.

– Ты не пила таблетки?

– Нет.

– Вас не проверяли?

– Не слишком дотошно.

– Что такое Самбандха?

– М?

– Ты сказала это слово на прошлом сеансе.

– Я не знаю. Давай погуглим.

– Я уже погуглил. Мне интересно, почему ты сказал это слово и откуда его взяла.