– Это же я должна у тебя спрашивать.

Ингрид закатила глаза.

– Ну так спрашивай побыстрее! Тебе же хочется!

Ингрид родилась с числом 29 на теле. На ее ключице виднелся изгиб цифры 2, а нижняя часть цифры 9 появлялась из-под задравшейся туники. Обе цифры были чуть темнее остальной кожи.

– Мама говорит, когда принявшая меня ведунья увидела эти цифры, она начала браниться. С этими словами Ингрид воздела ручки к небу и скроила смешную гримасу: «Проклятье, и что же это значит?»

Но дар малютки Ингрид оказалось не так сложно определить, как опасалась ведунья-повитуха. Малышке просто надо было выучить все цифры.

«Семьдесят пять», – могла сказать двухлетняя Ингрид, сидя у мамы на руках и тыча пальцем в торговку свинины с Мертвых островов.

Торговка улыбалась в ответ и тыкала в ребенка вымазанным свиным жиром пальцем:

– А ты умеешь считать!

– Семьдесят пять, – повторила Ингрид и перевела взгляд на мужа старухи. – Шестьдесят четыре!

– Да, мне шестьдесят четыре, – подтвердил мужчина. – Умненький ребенок.

– Мило! – удивилась торговка свининой. – Не слишком ли рано она познала свой дар?

– И правда рано, – согласилась мать Ингрид. Она потерлась своим носом о носик дочки и притворилась, будто кусает ее за животик. – Ей бы еще немного побыть ребенком.

– Девяносто один, – усмехнулась Ингрид и схватила мать за нос.

Муж торговки свининой той же ночью умер в своем гамаке.

Спустя несколько месяцев после этого случая мать отнесла Ингрид в ближайший храм, чтобы срочно проконсультироваться с тамошними ведуньями судьбы. Люди все умирали и умирали и указывали на ее единственное дитя, но ведь не такого магического дара они ожидали от богов!

После долгого терпеливого наблюдения за ребенком совет ведуний сошелся во мнении, что Ингрид просто-напросто озвучивает неизбежное, а вовсе не является причиной смертей. «Не давайте ей проводить слишком много времени со стариками, – сказала ведунья, которая пришла сообщить матери вердикт совета. – Скорее всего, их расстраивают числа, которые она им называет».

– Очень может быть, – сказала мать Ингрид.

– Что-нибудь еще?

Она указала на странное родимое пятно. Обе женщины поглядели на девочку, игравшую в грязи на дворе и пробовавшую ее на вкус.

– Сколько ей сейчас?

– Почти три.

Ведунья еще раз пристально посмотрела на ребенка и сочувственно пожала плечами. Так они обе и стояли, кивая головами, не в силах скрыть слез. Ничего не поделаешь, иногда дар бывает печальным.

– Очень может быть, что ей суждено быть в совете ведуний судьбы, – сказала ведунья. – Те, кто жертвует, прекрасно сидят рядом с нами. Приходите с ней на следующей неделе. Мы ее обучим.

Теперь мать рыдала, не скрывая слез. Ведунья подняла к небу ладони.

– Она пришла, чтобы понять магию, мамочка. И это хорошо.

– Я приду завтра, наставница!

Анис в жизни не встречала никого, кто бы так часто попадал в беду, как они с Ингрид, когда награждали незнакомых прохожих на улице всякими обзывательствами и тут же улепетывали. Особенно они любили поиздеваться над выпендрежниками, строившими из себя невесть что. Вместе они научились плавать в океане и в речках, что было далеко не одно и то же, и много времени проводили в обществе ведуний – странных, блаженных, ласковых, веселых, забавных женщин, в чьих теплых объятиях им было покойно и чьи волосы были густые и жесткие, как листва деревьев, вовсе не таинственных, как уверяли многие.

Но надо было еще и работать над собой. Надо было развивать свой дар. Ингрид учила ее быть терпеливой. Она снабжала Анис длинными списками симптомов болезней, и они заучивали их вместе, потому что запоминать все эти симптомы было задачей не из легких. Навыки быстрой и точной диагностики совершенствовались. Повышенное давление Анис ощущала как гулкий удар деревенского барабана; при сифилисе мочки ушей покрывались слизью, перед сердечным приступом пальцы ног пахли вареной кукурузой, а старческое косоглазие сопровождалось попискиванием глазных мышц, похожим на писк полевых мышей в траве. Она уделяла куда больше внимания клиентам, которые приходили к ней в храм, и пожилые ведуньи стояли чуть поодаль, но достаточно близко, чтобы при необходимости прийти к ней на помощь и унять острые эмоциональные реакции на плохой или неожиданный диагноз.

Отец негодовал, что она принялась искать себе аколита без его ведома, но теперь ее опекала ведунья судьбы, и никто не мог этому воспротивиться, даже он.

– Ты способна на большее, – говорила Ингрид, цокая языком.

Семь месяцев спустя после того, как Ингрид объявила Анис своим аколитом, ее любимый дядя Кура, отец Бонами, прибыл на семейный праздник с жутким насморком, виновато отогнал родственников рукой, шумно высморкался, и его лицо покрылось испариной и покраснело.

У Анис возникло неодолимое желание крепко обнять дядю немедля – что она и сделала.