Уже при выходе он почувствовал резкий ветер и стал беспокоиться о погоде. На море волнение все усиливалось, и судно подбрасывало вверх-вниз. Фабер взглянул на судовой компас и задал курс. В шкафчике, внизу у руля, он нашел какие-то карты. Они оказались старыми, но, похоже, пользовались ими мало. Без сомнения, шкипер хорошо знал местные воды. Фабер сверил с картой данные, которые он запомнил той ночью в Стоквэле, и установил руль на более точный курс.

В окна рубки, замутненные водой, ничего не было видно, причем Фабер не знал определенно, дождь это или брызги волн. Ветер разбивал волны, вода лилась фонтаном. Он на секунду высунул голову наружу и моментально промок насквозь.

Фабер включил радио. Сначала слышалось сплошное мямканье, наконец приемник заработал, раздался характерный треск. Он стал крутить ручку настройки, менять частоту, поймал несколько обрывочных сообщений. Радио было в полном порядке. Фабер нашел частоту, на которой ему предстоял контакт с подводной лодкой, затем выключил аппарат – на связь выходить слишком рано.

Чем дальше он углублялся в открытое море, тем сильнее становились волны. Судно во время шторма было подобно брыкающейся лошади. Вот оно взмывает вверх, какое-то мгновение оно качается на гребне, затем резко падает вниз в объятия следующей волны. Фабер уставился в окно, но в ночи совершенно ничего не видел. От качки его слегка подташнивало.

Каждый раз, когда он убеждал себя, что больших волн, чем эта, в природе быть не может, еще более мощная волна подбрасывала корабль, казалось, к небесам. Волны становились все более частыми, так что судно не знало отдыха. Либо оно взмывало вверх, либо падало вниз. Внезапно во время одного из падений на крутой волне судно осветила вспышка молнии, на секунду стало светло, будто днем. Фабер увидел, как на нос корабля обрушивается серо-зеленый столб воды, фонтаном хлещет на корму и рубку. Он не понял, был ли раздавшийся сразу после этого ужасный треск раскатом грома или треснул корпус и образовалась пробоина. Словно безумный, Фабер метался в поисках спасательного жилета. Такового не оказалось.

Вспышки молнии стали следовать одна за другой. Фабер держался за руль, уперся спиной в стену, чтобы не упасть. Сейчас уже не было смысла трогать приборы – все равно корабль полностью во власти моря.

Он пробовал утешить себя мыслью о том, что корабль строили с расчетом внезапных летних штормов, но все это было так неубедительно. Несомненно, ни один опытный рыбак, предвидя такую погоду, не вышел бы в море, зная, что со столь опасным штормом судну не справится.

Он понятия не имел, где сейчас находится. Может быть, опять у берега, рядом с Абердином, а может, уже в том месте, где намечена встреча с подлодкой. Он сел на пол и включил радио. При ужасной качке и ударах волн настроить его было крайне трудно. Когда аппарат нагрелся, Фабер опять попытался найти нужную частоту. Он включил громкость на полную мощность, но, казалось, в эфире царит полная тишина.

Должно быть, антенна сломалась или выпала из гнезда.

Он переключился на «передачу» и несколько раз повторил короткое сообщение «входите, пожалуйста», затем поставил тумблер на «прием». Впрочем, было мало надежды, что сигнал услышали.

Фабер выключил мотор, чтобы сберечь топливо. У него возникла мысль бросить якорь и попытаться переждать шторм, а затем найти способ починить или заменить антенну. В любом случае топливо может пригодиться.

Судно угрожающе наклонилось набок под тяжестью новой большой волны. Фабер понял, что для того, чтобы корабль мог встречать волны носом, необходимо опять включить мотор. Он нажал на стартер. Мотор молчал. Фабер снова и снова пытался включить его, но каждый раз безрезультатно – оставалось только проклинать себя за необдуманное решение, благодаря которому он по сути остался с неработающим двигателем.

Судно накренилось так сильно, что Фабер не устоял на ногах, упал и стукнулся головой о руль. Оглушенный, он лежал на полу в рубке, ожидая, что в любую минуту его маленький корабль пойдет ко дну. Мощная волна захлестнула рубку, вдребезги разбив стекла, и в тот же момент Фабер почувствовал, что кругом под ним вода. Судно тонуло, в этом уже не было никакого сомнения. Он с трудом поднялся на ноги. Стекол в окнах не было, но корабль, казалось, по инерции еще держался на плаву. Он рывком открыл дверь, вода стремительно хлынула из рубки. Фабер судорожно схватился за руль, чтобы его не смыло в море.

Невероятно, но шторм разрастался. Теряя ясное сознание и все больше действуя как в бреду, он успел подумать, что, вероятно, такой шторм бывает здесь не чаще одного раза в сто лет. После этого Фабер уже ни о чем не думал, а лишь старался не выпустить из рук руль. Надо было давно к нему привязаться, теперь уже поздно. Судно ходило ходуном на бешеных волнах. Он перестал понимать, подбрасывает ли его вверх или, наоборот, роняет вниз. Похоже, неистовый ветер и бурлящая вода объединились, чтобы оторвать его от руля, спихнуть в бездну. Ноги скользили по мокрому полу и стенам, руки горели от натуги. Дышать удавалось только в те короткие мгновения, когда голова была над водой. Несколько раз он был готов провалиться в черную пропасть, и только смутное сознание подсказывало, что плоская крыша рубки исчезла.

При вспышках молнии его взору открывался кошмар бушующего моря. Волны накатывались одна за другой, они были везде – вверху, внизу, со всех сторон. С ужасом Фабер обнаружил, что больше не чувствует рук, он взглянул вниз и увидел свои скрюченные, как у трупа, пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в руль. В ушах стоял несмолкаемый гул, все смешалось – ветер, гром, море…

Фабер постепенно терял способность соображать. Перед глазами проплывали неясные образы. Он видел девушку с пляжа. Она медленно шла к нему по палубе в тесном облегающем купальнике. Он знал, что, когда она приблизится вплотную, он бросит руль и обнимет ее; угасающий разум повторял «нет еще, еще нет», а она все шла, улыбалась, манила своим телом. Фабер бы уже оставил руль, но внутренний голос подсказывал не делать этого – если он сдвинется с места, ему ее не видать, и он стоял, ждал, улыбался в ответ.