– Да, слышу, – опомнилась от своих мыслей девушка.

– Я обработал, повязку сейчас наложим. Потом пройдите к столу.

Повязку врач наложил с такой ловкостью, что Надя даже пропустила этот момент. Она пересела на стул, ожидая, что хирург сядет напротив и будет давать рекомендации, но врач подошел и прислонился к краю стола, как бы чуть присев на него, оказавшись таким образом рядом с Надей и одновременно над ней.

– Надя, скажите пожалуйста, вы замужем? – услышала девушка вопрос, и не сразу поняла, что это продолжение их диалога.

– Нет, – автоматически послушно ответила Надя, но через пару секунд почувствовала, что теряется.

– Надя, – и хирург стянул маску под подбородок. – Можно я начну без бессмысленных вступлений? Я сразу спрошу, – и показалось, что он сам несколько волнуется. – Как вы отнесетесь к тому, что я вас приглашу вечером, или, когда вам удобно, провести со мной время? Например, сходим в ресторан или просто прогуляемся и пообщаемся, – и он замолчал, давая Наде время на то, чтобы собраться с мыслями и что-нибудь ответить.

Надя впервые увидела его лицо без маски. Глаза не сказать, что потерялись в других чертах, скорее они дополнились и картина стала более гармоничной. Именно картина, подумала Надя. Если бы она рисовала мужественного правильного в ее понимании мужчину, она бы нарисовала его таким. Строгий, но не брутальный, по-мужски красивый, но не кукольный, с правильными чертами лица, но не как у греческой статуи, взгляд живой, но не нервный, умный, но не скучный, не знакомый, но и не чужой.

Надя сидела, подняв голову и почти открыв рот. Пока что ни одно слово не нашло дорогу домой в Надину голову. Она смотрела и молчала.

– Я понимаю, что сложно ответить так сразу, – хирург снял чепец, видимо понимая, что надо предъявит себя совсем без визуальных помех, – но мне бы было очень приятно, если бы вы согласились уделить мне время, – и снова повисла пауза, от которой Наде стало аж немного нехорошо, как в душном помещении.

– Я… Я могла бы. Я, наверное, я выйду на работу. Если только вечером?

Хирург, казалось, обрадовался тому, что тема немного расширилась и ухватился за мысль о работе.

– Нет, вы моя пациентка и я, пока что, не разрешаю вам никакую активность. Общественный транспорт, толкнут, пихнут, швы разойдутся и будут осложнения. Этого допускать нельзя. Надо продлить больничный лист.

– Хорошо, – тоже немного расслабилась Надя, – я схожу в поликлинику.

Врач поднялся и, взяв Надю за плечи, поднял и ее со стула, тем самым сообщая, что визит окончен и ей пора уходить. И, как показалось Наде, он хотел еще что-то сказать, но не успел.

– Кирилл Викторович, тяжелый! Игнатьев выходной, Сурджяна вы отпустили. А он уже в оперблоке, в грязной. Пожалуйста! – протараторила медсестра Лена, распахнув дверь перевязочной. – Неврологов Татьяна Николаевна уже вызвала. Вас очень просили побыстрее!

– Что, послать больше было некого, сама бегаешь? Иду! – мгновенно переключившись, собранно и четко ответил хирург. – Простите, Надя, мне надо идти. Можно я вам позвоню? – чуть улыбнувшись, но явно спеша добавил врач.

– Да, конечно, – уже в спину ему ответила Надя и внезапно для себя осталась одна в кабинете.

Она слышала, как миниатюрная, словно куколка, деловая медсестра Лена семенила за хирургом по длинному коридору, по ходу вводя его в курс дела о каком-то «тяжелом» молодом человеке, а он задавал ей короткие, невопросительные, непонятные Наде вопросы. Голоса удалились и смолкли. Надя еще помедлила несколько секунд и вышла в коридор.

Морозный ветер вернул Надю к реальности и она, чтобы привести в порядок мысли, решила пойти домой пешком. Как относиться к происходящему она еще решить не могла, но что она отчетливо осознала, так это глубокое уважение с оттенком восхищения, которое она испытала к хирургу. Никогда раньше у Нади не было опыта общения с врачами, где она бы могла быть свидетелем или участником их жизни, невидимой приходящему и уходящему обычному пациенту. Никогда раньше она не задумывалась, какую важную работу они делают, насколько их жизнь на работе, да и вне ее, не принадлежит им самим, насколько судьбы других людей зависят от готовности врача оказать помощь. Проще говоря – спасти! Тот «тяжелый», молодой парень, как услышала Надя из обрывков удаляющегося разговора, чей-то сын, такой-же женщины, как ее мама. А может он молодой отец. И все зависит теперь от профессионализма того человека, который позвал ее на простое свидание. От него и его таких же, ничем не выделяющихся в обыденной жизни коллег, от таких вот сестер милосердия, как Лена. А от нее, от Нади кто в жизни зависит, кроме кота Кирюши? Вот так вот остро, жизненно, полностью, кто? Да никто. И от этих мыслей настроение Нади словно раздвоилось. Одна сторона была полна почтения к докторам, другая презрения к себе. Может и правда мама права, что ничего не смогла из меня сделать?

– Студентка в тридцать лет, – с грустной иронией подумала о себе Надя, – и что дальше? Молодой специалист в области логистики и всякой дуристики. Зачем…? А что он во мне нашел, в серой мыши? Красивый статусный мужчина, хирург, спасает жизни. Вот, к примеру, мои два часа жизни, а вот его… Я прогулялась, купила хлеба, молока, яиц и овощей, приду домой, попью кофе, поглажу кота и сяду читать или смотреть сериал. В лучшем случае писать никому не нужную курсовую. А вот его два часа: провел возможно очень сложную операцию, спас жизнь очередному парню, который будет взрослеть, умнеть, растить своих сына или дочь, строить дачу для семьи, зарабатывать, заботиться о маме, которая наверняка тоже уже в больнице и ждет у операционной врача, как Бога, моля о помощи обоих. А потом поступит следующий и он снова сумеет помочь. Надя и Кирилл, студентка-неудачница и хирург. Несостоявшаяся пианистка и состоявшийся врач, зав. отделением. Да я ему вообще не подхожу, он просто этого еще не понял. Ходить на такие свидания, только заниматься самообманом. Не пойду я никуда! – закончила свою мысль Надя и уперлась в дверь подъезда, даже не заметив, как дошла.