Хирург принялся снимать повязку, которую Надя намотала, как смогла. В промежутках между оборотами разматываемого бинта он переводил взгляд на Надино лицо, как бы спрашивая: «не больно?». Глаза тепло улыбались, следя за реакцией девушки. И вот она рана. Уже не так сильно кровоточащая, но зияющая и страшная.

– Надо зашивать. Аллергия на препараты есть? – сказал хирург и повернулся к столику с инструментами. Надя мяукнула, что нет и посмотрела на его фигуру. Врач был заметно выше среднего роста, пропорционально сложенный, словно статуя античного воина. Хирургический костюм на нем сидел как парадный, под ним понималось сильное уверенное тело. От его передвижений в Надину сторону слегка пахнуло дорогим благородным парфюмом, выделившимся из какофонии противных медицинских запахов. Возникло странное чувство растворения периферии. Она видела хирурга как в тоннеле и будто на замедленной пленке. Но реальность неожиданно возвращалась к Наде, поскольку она заметила в его руках шприц с анестезией. И страх взял верх над впечатлениями от глаз и общего образа.

– Не волнуйтесь. От инъекции будет немного больно, но потом кисть потеряет чувствительность на некоторое время. Зашивать будет не больно, – спокойно сказал он. Надя подумала, что, наверное, он это говорит по 20 раз в день и ему вовсе нет до нее дела… Она покорно отдала свою руку в его.

И снова неожиданные ощущения накрыли ее, как теплой волной. Если бы ее потом спросили, какого цвета были стены в кабинете или как располагались кушетка и стол, она бы ни за что не вспомнила. Только костюм, руки, глаза… Глаза!

Сильная, но терпимая боль растеклась по левой кисти. Надя сморщилась и издала какой-то кошачий звук. Это доктор ввел анестезию. Он взял ее руку в свою, аккуратно, снизу, не касаясь раны и подержал несколько секунд. От его руки шло не просто тепло, а какая-то необъяснимая энергия, входящая в руку и растекающаяся по всему телу. По мере течения секунд смущение Нади опять возрастало. Ей и хотелось, и не хотелось отнять руку.

Кисть онемела. Тут в перевязочную пришла медсестра. Суровая, с холодным лицом, наверное, очень сердитая женщина, как показалось пациентке. Ее возвращение еще больше отрезвило Надю, как-бы напомнив ей, что она здесь, вообще-то, по поводу травмы и ее сейчас будут зашивать, а не шампанским угощать. Снова стало страшно. Сестра попросила Надю смотреть в потолок, и медики принялись за работу. Было действительно не больно. Доставляли неприятности только противные хрустящие звуки протыкаемой плоти.

Надю пригласили обратно в кабинет, чтобы дать рекомендации и выписать больничный лист. Она села у стола врача и стала ждать пояснений. Врач успокоил, что сухожилия чудом не задеты, но порез глубокий и она, по всей видимости, временно не трудоспособна.

– Вы работаете? – спросил хирург, посмотрев на нее из-под шапочки, не поднимая лица от карты.

– Я? Я, да… Работаю.

– Кем?

– Я менеджер в компании. Она производит и продает эксклюзивную мебель. Я там недавно.

– Это не важно. Больничный лист нужен?

– Не знаю, доктор… Наверное.

– Ну Вы же не сами производите за станком мебель? – улыбнулся хирург – Руки не заняты?

– Не сама, – смущенно улыбнулась Надя, – Я много печатаю, веду договора.

– Хорошо. Я открою вам больничный на три дня, потом пойдете в поликлинику.

Потом врач сказал, какие лекарства принимать, чтобы рана не воспалилась.

В дверь заглянула другая медсестра и позвала хирургическую выйти. Надя и врач остались снова ненадолго одни. Надя сидела с прямой спиной на краешке стула, как попугай на жердочке и старалась запомнить все, что ей говорят. Но усталость, испуг, боль и глаза хирурга совершенно не давали ей сосредоточиться.

Врач распрямился на стуле, откинулся на спинку и посмотрел на Надю. К слову сказать, вид у нее был ужасный. Помятые шапкой волосы, остатки туши от рыданий под глазами, красный нос и дурацкое смятение на лице. Не лучший, как говорят, «лук»! Потянулась пауза. У Нади сначала возникло желание ёрзать, а потом просто выбежать. Секунда, вторая, третья.

Врач на мгновение опустил глаза в карту, видимо, чтобы прочесть ее имя, и как-то неожиданно сменил интонацию на менее официальную.

– Надежда Алексеевна, я работаю в этой клинике, – и показал пальцем наверх, так как травмпункт находился на первом этаже здания больницы. – Через три дня приходите ко мне на перевязку в отделение. Я зав. хирургическим отделением. Зовут меня Кирилл Викторович. Я Вас приму без очереди. Приходите в кабинет после четырнадцати.

Надя кивнула и собралась выйти. Ее больная рука в это время покоилась на уголке стола. Врач накрыл своей ладонью ее руку и вкрадчиво с еле заметной улыбкой добавил:

– Все будет хорошо, немного поболит и заживет. Перевязка обязательна.

И снова эти глаза. Демонически-прозрачные, как озера в темном лесу, излучающие что-то странное, одновременно и манящее, и пугающее.

Надя на ватных ногах вышла в коридор. Ирка вскочила и, сморщив лоб от сочувствия, принялась расспрашивать было ли больно и что с ней делали.

– Ну что там? Сильно больно? А швов много? Что-нибудь перерезала там себе? Надь!

Надя отреагировала не сразу.

– Ир, там такой хирург…

– Какой такой? – улыбнулась Ирка.

– Ир, там такой хирург…

– Да какой?

– Ир, он такой… Он странный. У него такие глаза.

– Господи, да какие? Косые что ли? Он там лишнего не пришил?

– Да ну тебя, – наконец переключилась Надя, – поехали домой, у меня там кот сидит один и ничего не убрано.

В квартире темно. Опять забыла оставить коту свет в коридоре. Ирка зашла помочь убрать следы катастрофы.