— И это верно, — медленно протянула королева. — Ты и так уже наговорил на тысячу костров. Ты пришёл в этот мир незваный, ты своими злобными речами портишь всё, к чему прикасаешься, ты грузишь нас! Уходи же, откуда пришёл, и не пытайся вернуться — доступ тебе будет перекрыт навечно. Стража! — звонко вскричала она, — исполняйте же приговор суда!

Латники неторопливо двинулись ко мне, взяли за локти. Миг — и я оказался лицом в густой колкой траве, ещё миг — и с меня содрали всю одежду. Быстро и умело. Господи, ну это-то зачем? Мало сжечь, надо ещё и унизить? Впрочем, не я ли кому-то внушал: унизить тебя можешь только ты сам. Так чего же я дергаюсь? И вообще, это кино надо досмотреть до конца.

Вскоре стальные цепи охватили мою грудь, и голыми лопатками я ощутил тёплое смолистое дерево. На столб пошла сосна, из тех, что называют корабельными.

Королева махнула рукой с зажатым в ней белым платочком, и сейчас же Верховный инквизитор Ольвен де Брайен зашептал что-то людям в чёрных плащах.

Вскоре явился огонь — едва заметный сейчас, при свете утреннего солнца. Верховный инквизитор принял от черноплащного слуги факел. Красиво размахнулся и швырнул — далеко, через всю поляну, словно мяч на соревнованиях. Пламя тут же охватило хворост, затрещали, взбираясь по сухим веткам, рыжие язычки пламени.

Я поймал взгляд де Брайена — и вздрогнул. Он улыбался мне — свободно и открыто, как человек, что всё для себя уже решил, избавился от изнуряющих сомнений и навсегда выбрал свой путь.

А вот и королева неспешно поднялась с трона, величаво прошествовала к столбу и, взяв поданный лысым человечком в трико факел, весьма неизящно ткнула им в хворост.

Мне не надо было смотреть ей в глаза — я и так знал, что те у неё на мокром месте, что она, кажется, догадалась, кто пришёл в «Лотарингию» под видом юноши-философа. Но и она всё решила, хотя и не любит это дело, решать, предоставляя сие старшим. Конечно, если дело не касается развлечений.

А пламя уже коснулось моих ступней, обволокло их, облизало дымными языками и медленно заструилось выше. Я вновь улыбнулся — и тут пришла боль. Этого никак не могло быть, это какое-то злое волшебство, но — жадная, изголодавшаяся боль пронзила меня насквозь. Огонь брал своё, а я, слабый человек, не хотел отдавать. И потому, ругнувшись, нажал кнопку Reset.

Половина второго ночи. Фыркающий на газу чайник. За кухонным столом, возле пустой пока ещё чашки — я. Хлеб в украшенном мультяшными монстрами пакете. Сыр — в тёмной утробе холодильника.

— Ну что, сходил в «Лотарингию»? Понравилось?

— Да уж, ощущения незабываемые. Шкура, так сказать, в подпалинах.

— Только шкура?

— Ну ты спросил…

— Извини, я всегда отличался повышенной тактичностью.

— Впрочем, сюжет всё равно закрыт.

— Что так?

— Вход на сервер «Лотарингия» мне заблокирован. Точку коннекта они, надо полагать, отследили. Да и системные пароли поменяли.

— Тем более, ты и старые-то узнал случайно.

— Узнал? Слишком нейтральное слово. Сказать по правде, подглядел. Порылся вчера утром в Олежкиной машине, пока отпрыск штаны на занятиях просиживал.

— Ну так. Шпионим помаленьку. Скромно так, по-домашнему. Кто-то когда-то об искренности вещал, о доверии.

— А что мне оставалось делать, кроме как попробовать докричаться оттуда? Каждый день, понимаешь, каждый день видеть, как дети уходят от тебя. Да разве только от нас с Мариной? Вообще уходят — из реальности. Туда, в это кибернетическое непотребство.

— Так уж и непотребство? Там есть что-то, чего не нашлось бы и тут, в суконном нашем бытии?

— Не ври, оно не суконное. Не только суконное.

— Вот только давай не будем ударяться в философию, ладно? Получится ещё хуже, чем у Ленки с Олежкой их «Лотарингия». Столь же густой запашок дилетантства.

— При чем тут философия? Дети уходят из жизни.

— В другую жизнь.

— Которая не более, чем отражение этой. Вдобавок ещё и зеркало кривое.

— А не рожа?

— Не заслоняйся банальностями от истины.

— А что есть истина?

— Ну вот, начинается… Ты же столько раз говорил себе…

— И не только себе.

— И не только. Но ведь в самом же деле! Ленке надо максимально использовать оставшиеся месяцы. Может, хоть со второй попытки сдаст. Голова-то у неё светлая. Но и вуз попроще надо присмотреть, на всякий пожарный. Согласен?

— Добавь ещё «присмотреть работу».

— И добавлю. Содержать красну девицу неполных девятнадцати лет это, знаешь ли, накладно.

— Уж мне ли не знать. Статейками да рецензиями палат каменных не нажить. Хотя, это как посмотреть. У каждого ребёнка своя комната, свой компьютер, в гараже «шестёрка», пускай и потрёпанная, но вполне ещё на ходу. В общем, по миру не идёшь, и не ври — не на сию тему у тебя мозги болят.

— Ты прав. И ты знаешь, как это страшно. Я становлюсь им не нужен. Что я, что Марина. То есть нет, нужны, конечно, но… Как обеденный стол, как ботинки…