У тебя феноменальная память, и когда тебе читают что-то вслух, ты запоминаешь это навсегда, каким бы ни был объём читаемой книги. Ты и сама давным-давно умеешь читать – с младенчества, и никто не успел заметить, как ты этому научилась, такое впечатление, что ты с этим родилась. Выясняется, что ты (а тебе ещё нет четырёх) знаешь наизусть всего «Евгения Онегина». Никто даже особо не удивляется – подумаешь, у детей ведь механическая память, они запоминают всё машинально, не думая.

Но тут явно что-то другое, а впрочем, никому до этого нет совершенно никакого дела. Всего десять лет назад кончилась кровопролитная война, жить тяжело, страна только-только пришла от хаоса и разрушения всего на свете к какой-то относительной стабильности. Но большинство живёт практически в нищете. Жизнь налаживается очень медленно, впереди у людей только надежды на хорошее будущее, на то, что наконец-то можно будет работать, любить, рожать детей и не думать о том, что мир может погибнуть, хоть в нём всё равно очень неспокойно.

Уже в четыре-пять лет ты превосходишь своим развитием не только сверстников, но и, пожалуй, многих взрослых. В школе тебе, в общем, и делать нечего, но ты, как положено, ходишь туда все долгие десять лет. Тебе там скучно, но сделать ничего нельзя. Но это не бесполезно проведённые годы – за это время ты прочитала всю мировую и, конечно же, русскую классику.

И твоя непохожесть на всех поначалу не принимается в штыки – всё списывается на юношеский максимализм, на то, что в молодости все мы бунтари, вроде как молодёжи и положено «ниспровергать устои». А ты приходишь в ужас от окружающего тебя мира. Он стоит на одной только лжи. Ложь и лицемерие проникли повсюду в человеческие отношения, они царят в жизни общества как единственно возможные, единственно приемлемые… Тебе страшно, но надо жить дальше, а самое главное – надо выбирать свою дорогу, надо учиться, приобретать специальность, становиться самостоятельной.

А ты – ярко выраженный гуманитарий, но в этой области царит просто беспросветная коммунистическая пропаганда, которая способна оболванить любые, даже самые крепкие и устойчивые ко лжи мозги. Ты поступаешь в вузы легко, почти играючи, пройдя бешеные конкурсы, но учиться в них у тебя не получается: на свою беду ты родилась личностью, для которой невозможно даже малейшее отклонение от истины. Ты не признаёшь ни сделок с совестью, ни уступок хоть маленькой, самой невинной грязи.

Наконец, ты вроде как определилась с будущей профессией: ты хочешь стать искусствоведом, потому что перечитала кучу книг по искусству. В одной из двух библиотек твоего маленького захудалого городишки даже нашлась знаменитая среди искусствоведов всего мира книга Джона Ревалда об импрессионистах! И после долгих передряг, случившихся с тобой, наивной вороной с белоснежными крыльями (чем не ангел во плоти?), «на заре туманной юности» ты попадаешь в славный город Питер. Там тебя, конечно, не ждали – а впрочем, как сказать! Ты выдерживаешь несусветный конкурс в институт Репина (у нас ведь полстраны хочет быть артистами, художниками, писателями – ещё не наступила эпоха, когда молодёжь начнёт активно пополнять ряды бандитов, проституток, рэкетиров, киллеров) и начинаешь постигать азы искусства, которые, впрочем, давно тебе известны.

Но тебе не суждено стать компетентным критиком, бойко разбирающимся в эпохах, стилях и их творцах. Вмешивается житейский фактор – ты влюбилась по уши, и для тебя перестало существовать всё на свете. А мужчинка того совсем не стоит. Но это делается понятным намного позже. И вот тебя выгоняют из института за неуспеваемость – тебе ведь совсем не до учёбы, ты безумно обожаешь своего маленького еврейчика с огромными глазищами Иисуса Христа. Но вскоре тебя выгоняют и из его дома. Его папочка, профессор юриспруденции и друг Анастасии Цветаевой, не сошёлся с тобой во взглядах на основополагающие принципы бытия, и ваши жаркие философские дискуссии закончились вот таким вот плачевным для тебя образом…

А ты беременна. И ещё умудрилась попасть в больницу (тебя привезли без сознания с улицы), где тебе срочно сделали тяжёлую операцию. Всё за то, что тебе этот ребёнок не нужен. Но ты сошла с ума и с пеной у рта доказываешь Господу Богу, что он тебе необходим, как воздух. Что без него ты просто не останешься на этом свете.

Ты любишь воевать с Богом, это твоё самое любимое занятие в этой жизни. И он, с сожалением вздохнув, подчиняется твоим капризам. А ведь он знает, как будет лучше для тебя! Но ты закусила удила и несёшься в пропасть, как сумасшедшая лошадь.

Худо-бедно, но ты «поднимаешь» своего ребёнка, совершенно одна, безо всякой помощи извне, а впрочем, не так уж худо – хоть вначале и бедно. А потом жизнь преподносит тебе большой подарок: у тебя появляется подруга, которая старше тебя почти на тридцать лет. И как приятное приложение, из ничего возникают довольно большие деньги, которые ты тратишь на образование дочери и на многочисленные поездки за границу.

И так проходят долгие годы. Ты живёшь, как во сне, не думая ни о чём, тем более, о будущем. Мысли о нём тебя не посещают никогда: это так здорово – жить настоящим!

Тебе ничего не надо. О хлебе насущном думать не приходится, дочь растёт, учится, проблем с ней нет совсем – она умница, и вы понимаете друг друга с полуслова. И ещё рядом человек, который тебя устраивает и в плане интеллекта, и во многом другом, и интересов у вас много общих, и ты совершенно не чувствуешь своего бабьего одиночества.

Потом – бац! Везение кончилось, и начинается чёрная полоса. Она такая чёрная, что чернее, наверное, не бывает. А впрочем, если сравнивать с другими, может, не так всё и ужасно? Видимо, Богу надоело всё время тебе угождать и подстраиваться под твои вечные прихоти, и он выдал тебе сразу за всё, чтобы мало не показалось.

И тут у тебя вдруг открывается второе дыхание. Ты всегда была человеком азартным. Но ты ещё не знаешь, что силы твои и неведомой судьбы – неравны. Ты легкомысленное существо и не хочешь понять сущей безделицы: судьба побеждает человека всегда! Ей это ничего не стоит. И как бы человечишка ни хорохорился и не выпендривался, его всё равно нагнут и опустят так же грубо и бесцеремонно, не испытывая никакой жалости, как в тюрьме уголовники опускают почти любого, кто не согласен им подчиняться.