Шрифт:
— Аньён, господин ВинЧон… — некоторое время приходится тратить на всякие ритуальные экивоки. Наконец приступаем к сути. В комнате тихо, — ЧжуВон убавил звук, — бормочет только телевизор.
— Господин ВинЧон, у меня для вас не очень приятные новости, — за что прошу простить великодушно, — но вам нужно это знать. Вы не очень удачно выбрали время для атаки на фонд «Национальная культура»…
— Да, мне тоже показалось, что госпожа СунСиль склонна к злоупотреблениям. Но вы ничего кроме мелочей не найдёте…
— Дело вот в чём, господин ВинЧон. Госпожа СунСиль выделила мне из фонда по моей заявке пятьдесят миллионов долларов. Дело в том, что я планирую гастроли в США, там целый комплекс проектов и мне до крайности нужны эти деньги…
В этот момент приходится делать паузу, выслушивая экспрессивные речи оппозиционного лидера. Ну, я же не виновата! Она сама ко мне пришла. Она пришла, а я её выдоила. Что такого?
Вдруг замечаю, что в комнате тишина почти полная. Телевизор что-то говорит лицом красавицы ведущей, но звук полностью отключен. Только бубнит мой смартфон далёким голосом недовольного мужчины. Понять мужчинку можно. Выделение таких огромных денег разом снимает все подозрения в том, что фонд создан исключительно для набивания собственного кармана. Нет, он реально занимается продвижением национальной культуры, именно тем, для чего и создан. Мелкие злоупотребления? СунСиль прикарманила полмиллиона или миллион долларов? Мелочь! Она легко их закроет, проверка ничего не покажет!
— Вы понимаете, госпожа Агдан, в какое положение мы попали?! — негодует ВинЧон. И кто ж тебе злобный буратино? Не я ж тебя нацелила вцепиться в этот, надо признать, сомнительный фонд.
— Вы легко можете выкрутиться из этого неприглядного положения. Заодно и укрепить нашу дружбу, — у меня рождается идея.
Тишина становится абсолютной, как в склепе. Даже Мульча перестаёт мурлыкать, удивлённо озирая всех.
— Господин ВинЧон, сделайте так. Снимите свой запрос на проверку фонда, мотивируя это моей просьбой и свидетельством в том, что фонд выполняет свои функции. Да, вы укрепите мой авторитет, но и свой не уроните. А также покажете своим избирателям, что мы не чужие друг другу люди…
Всё-таки он настоящий политик. Мгновенно взвешивает все «за» и «против» и приходит к очевидному выводу. А что ещё ему остаётся? Проверка кончится пшиком, это уже ясно. И значит, политические дивиденды получит не он, а президентша, его политический противник. Оно ему надо?
Кладу смарт на спинку дивана. В комнате по инерции звенит тишина.
— Чжу, прибавь звук, вдруг ещё что-то важное будет? — мои слова снимают заклятие тишины. Все начинают шевелиться, Мульча приступает к самому важному делу, снова мурлычет. Мама и СунОк кое-как, но отходят от оглушительного по своему масштабу разговора. Их любимой дочки и вредненькой тонсён. Национальный лидер парламентской оппозиции, фонд при президенте республики, пятьдесят миллионов долларов… есть от чего прижать ушки. А она мне ещё телефон подавать не хотела! Ха-ха-ха!
Чжу-то привычный. Он сам из этих заоблачных для обычного человека сфер. Его наследства лишили? А если вслушаться, как звучит эта новость: «Корейский принц Ким ЧжуВон лишён права на наследство в размере два миллиарда долларов»? Вроде низвержение с высот, но грандиозного масштаба ведь не отнимешь. Кто ещё способен на такое, лишиться двух миллиардов долларов? Очень немного таких людей у нас в Корее. Да в любой стране. Поэтому он намного легче переносит такие события. Или нет?
Через полчаса меня, беззаботно болтающую ножками, ЧжуВон относит в спальню. С какой-то преувеличенной почтительностью.
— Никак не могу определиться, как к тебе относиться, — жалуется он, валясь рядом на кровать.
— Как к любимой жене, как ещё? — удивляюсь непонятным сложностям. Трёт лоб.
— Да-да… и вдруг любимая жена начинает рулить национальным парламентом…
— А чо такого? — невинно округляю глаза. — Подумаешь, толпа глупых мужчин…
Хихикаю, а пацак со зверским рычанием начинает меня трясти. Якобы в ярости.
— Всё-таки жалко, что ты вчерашних фокусов не стала повторять, — через минуту после того, как отвалился от меня, замечает пацак.
— С ума сошёл! Если я так буду делать каждый раз, то через неделю с ума сойду.
Надо ещё заметить, что сам ЧжуВон вчера заснул, как коней продавши. Такое нечасто бывает, чтобы он одним разом ограничивался. То есть, он тоже выложился. Но про этот нюанс я умолчу.
В этот раз, конечно, всё спокойнее прошло. Закидываю голову ему на грудь, самое время не очень приятную новость сказать. У него сейчас эмоциональный фон на нуле.
— Через неделю-полторы отбываю в Америку. Хочу через неделю, но как всегда, чего-то в последний момент не срастётся…
— А у тебя уже всё готово? — голос у него спокойный, хотя лёгкое огорчение присутствует.
— Всё никогда не будет готово, — отвечаю философски, — но полтора десятка новых песен… ёксоль! Совсем забыла! Мне в Японию надо по-быстрому слетать!
В Америке мне надо киносъёмки запустить. По договорённости с Робинсом без меня он решает только организационные вопросы. Неделю назад сообщил, что в принципе всё готово для начала съёмок.
— Следующая неделя вообще будет суматошной, — продолжаю делиться планами, — возвращаться домой буду поздно, после восьми часов вечера.