— Знаю, но ничего не могу с собой поделать. Мы должны поговорить.

— Делай как знаешь. Но если что, я тебя всегда поддержу.

Пять дней я жила у Люси, потому что было тяжело даже душ самой принимать. На шестой день, когда самочувствие стало намного лучше, решилась на разговор с Рустамом. Волновалась, но все же поехала.

Подъехав к воротам, рассчиталась с таксистом и набрав побольше воздуха в легкие, пошла. На встречу мне вышел один из охранников Рустама.

— Добрый день. — вежливо поздоровался он и открыл мне ворота.

— Рустам дома? — спросила я и вошла.

— Да. — как-то сухо бросил он и закрыл ворота.

Я шла уверенной походкой, пока дорогу мне не перегородил Костя.

— Привет. — его взволнованный вид меня немного напугал. — Ты почему не в больнице?

— Пропусти, я к Рустаму.

— Он не может с тобой встретиться.

— Что? Он вообще что ли охренел? Отойди. — попыталась его оттолкнуть, но он даже не пошатнулся.

— Доминик, поезжай домой. Он сам потом приедет к тебе.

— Костя, не вынуждай меня. Просто отойди и всё.

— Не могу, не обижайся. — виновато сказал он.

— Уйди на *уй отсюда. — заорала на него так, что сама напугалась.

— Доминик… — он говорил спокойно, но меня уже было не остановить. Я толкнула его и пошла дальше. Думала поймает и развернет, но он молча шел за мной.

Когда открыла входную дверь, поморщилась. На весь дом воняло перегаром, а из дома доносилась музыка. Я обернулась на Костю и он лишь пожал плечами и опустил голову.

— Он что, узнал о ребенке? — спросила я у Кости. — В честь этого праздник?

— О каком ребенке? — нахмурился мужчина.

— Так. Значит повод другой. — кивнула сама себе и пошла на звук.

Как только вошла в гостиную, потеряла дар речи. Я ожидала чего угодно, но никак не того, что увидела.

Костя тронул меня за плечо, но я тут же скинула его руку. Теперь поняла, почему он не хотел меня впускать.

На диване сидел Рустам, а по гостиной ходили три полуголые девицы. Одна из них сидела у него на коленках, а он трогал её за задницу.

По щекам потекли слезы, но я решила, что просто так не уйду. Прошла и выключила музыку. Только после этого Рустам меня заметил. Его стеклянный взгляд говорил лишь о том, что для него сейчас не достучаться.

— Что ты тут устроил? — спросила, глядя на него.

— Привет. — вполне спокойно сказал он и оттолкнул от себя девку.

— Вот она любовь твоя? Хороша, ничего не скажешь. — я вытерла слезы с лица и шагнула к Рустаму поближе. — Ты обещал мне, но слов своих не сдержал. Ты снова показал мне свою трусость.

— Вот такой я хреновый, да. — заорал он, глядя на меня и схватил бутылку с алкоголем. — Найди себе хорошего мужика, живи и радуйся. Можете все идти на х*й отсюда. Че ты пришла сюда? Морали мне свои читать? Поздно, я уже облапал каждую из них и не один раз. Если хочешь, можешь присоединиться.

— Ты мне мерзок. — прошептала я. — Спасибо, что так вовремя показал мне себя настоящего.

Как выходила из дома, не помнила. Слезы застилали глаза, ноги дрожали. Всё что ощущалось в тот момент, это поддержка Кости. Он не отпустил меня одну, повез домой сам.

Всю дорогу я проплакала, не в силах забыть полуголых девок на его коленках. Костя пытался поговорить, но всё было бесполезно. Боль, съедающая меня изнутри, не позволяла даже дышать.

— Ник, я завтра приеду и мы поговорим, хорошо? — спросил Костя, когда я выходила из машины.

— Спасибо тебе. — только и смогла сказать.

Как дошла до квартиры, не помнила. Перед глазами стояла лишь картина, как Рустам обнимает голую девку.

— Доминик? — крикнула Люся, когда я вошла в квартиру.

Я сползла по стене и прикрыла глаза. Слышала, как подруга что-то говорила, а затем обняла меня и прижала к себе.

— Милая, что случилось? — спрашивала она, пока я билась в истерике в её объятиях.

Я кричала, как сумасшедшая, пока подруга меня успокаивала. Не могла ничего с собой поделать, чтобы хоть как-то успокоиться. Так было почти двое суток. Я ревела беспрерывно и не могла ничего рассказать подруге.

Я не ела, не пила, просто лежала в комнате и пялилась в одну точку. Пыталась понять, как жить дальше, когда во мне теперь еще одна жизнь. Проклинала Рустама за подлость и предательство, проклинала себя за наивность и глупость.