– Танки! Левый фланг!

– Суки! Обходят!

– К лесу! Селезнёв – прикрываешь! – проорал кто-то.

Чьи-то ноги перескочили окоп. Армия отступала. Хотелось крикнуть: «Почему? Почему вы отступаете? Как вы можете отдавать врагу свою землю?! Герои, мать вашу!».

Солдат перевалился через край окопа и скатился по невысокой земляной насыпи. Сделал паузу, пока фрицы стреляли. Дождался заминки, бросился по-заячьи к стогам сена. Пробежал метров тридцать и подвернул ногу. Бахнули два взрыва – разнесло окоп, в котором он сидел пару мгновений назад. Тут же подскочил тот самый мужичок с густыми бровями, рывком поднял его на ноги. Вместе пробежали несколько метров, и вдруг безымянный товарищ с хрипом рухнул – его гимнастёрка выше поясницы потемнела.

Солдат остановился посреди поля. Он не успел поблагодарить мужика за помощь… Да и попрощаться по-человечески не смог.

Просвистел снаряд. Бухнуло вдалеке, уже у леса. Из дымки выкатился танк с угловатыми, словно наспех сваренными, краями.

«Бежать! Не останавливаться! К чёрту всё! Надо выйти!» – повторял про себя солдат.

Пули свистели, но не задевали. Так он добежал до места, где поле сужалось в клещах соснового леса. Вдалеке виднелись соломенные хутора. Ухнул танк, и бегущих впереди ребят разбросало, как тряпичных кукол. Некоторые из них были ещё живы: они кричали, звали матерей, поливая горячей алой кровью прибитую первыми заморозками траву.

Солдат нырнул за стог. Сердце колотилось. Танки догоняли. В чавкающем лязге гусениц слышалась грубая немецкая речь.

За соседним стогом прятался солдат с противотанковой гранатой в руках. Когда враг подступил, тот перекатился по земле и нырнул под металлическую махину. Рыкнул взрыв, и танк охватило чёрное едкое пламя. Солдат, не думая о погибшем товарище, рванул к спасительной чаще. Но тут резкая боль пронзила правое бедро, и он завалился в кусты. Пуля прошла по касательной, но крови всё равно было много.

Перекатившись на живот, он приподнялся и с силой замотал головой, пытаясь вытряхнуть себя из этого кошмара.

«Я хочу закончить!»

Мох на камне моргнул белым светом и снова стал зелёным.

«Может, если уйти подальше, всё закончится?» – зажав кровоточащую рану, он поднялся и заковылял вглубь леса.

За спиной слышались догоняющие глухие крики и жуткий скрежет. Он не оборачивался и не сбавлял шаг. Если бы не рана, может, он продолжил бы… Нет, сейчас он не мог. Нужно было уйти подальше от этого, скрыться, найти выход. Боль в ноге нестерпимо жгла и вытягивала его силы. Нельзя было потерять сознание. Очень скоро он наткнулся на неглубокий овраг, через который услужливо перекинулся мостик-дерево.

«Вот так нежданчик!» – он спешно ступил на этот мостик.

Но радость от удачной находки быстро растаяла. С каждым неуверенным шагом, который он делал, пересекая овраг, силы покидали его. В любой другой ситуации он легко бы перебежал на противоположный берег. Но сейчас – не мог. Это новое для него чувство собственной неполноценности поражало своей неотвратимостью, неподконтрольностью. Казалось бы, такая мелочь, но как меняет сознание и размягчает тело… Он разжал пальцы, и кровь с новой силой заструилась по уже вымокшей штанине. Он остановился. Стёр пот с лица и тихо выругался сквозь зубы. Внезапно мостик пошатнулся, замерцал и через мгновение исчез. Потеряв опору, он сорвался вниз.

Из небытия его вернули люди в чёрной форме. Посмеиваясь, они говорили на языке, не похожем на немецкий. И выглядели совсем не по-арийски: смуглая кожа, чёрные брови, злые глаза, охваченные безумием охоты. Было что-то в них южное, цыганское… Их было двое. Тот, что повыше и с бородкой, выстрелил ему в ногу. Солдат не сразу понял, что кричит от боли. «Южные» лишь рассмеялись и пошли дальше.

Боль быстро принесла забытьё.

В следующий раз он очнулся, когда кто-то тащил его по земле. Его нёс другой боец, здоровый дядька сильно за сорок, с характерным украинским чубом.

– Тише, тише, пацан, – сказал он, услышав, видимо, его стоны. – Я рядом.

Слова успокоили, солдат вновь провалился в сон без сна.

Кто-то окатил его ледяной водой. Боль распахнула дверь в сонный разум. Солдат увидел перед собой немецкого офицера в безупречно чистой кожаной куртке и высоких сапогах. Настолько блестящих, будто рядом должен был маячить мальчишка с щеткой и банкой чёрного крема.

Фриц сел напротив. В руках у него был маузер.

– Решили добить? – процедил солдат.

– Где ваш штаб? – с акцентом спросил немец.

– Откуда мне знать?

Немец надавил дулом пистолета на простреленное колено, и боль пронзила всё тело, вывернула руки.

– Где ваш штаб? – наклонившись, повторил вопрос немец и сильнее упёрся на ногу. – Ответь и боль закончатся.

– Да не знаю я! – заорал солдат.

Фриц отвесил ему оплеуху рукоятью маузера.

– Не ори, russisches schwein! Отвечай на вопрос!

– Пошёл нахер! Я ничего не знаю! Я обычный солдат!