Шрифт:
— Тем, что они смогут увидеть монстра в живую и… привыкнуть к этому зрелищу.
— Иначе говоря, ты счёл их слабаками и трусами, которые замрут от ужаса, увидев монстра. Поэтому и решил благородно, как тебе казалось, взять удар на себя. Так? Я ни в чем не ошибся?
— Нет, — сквозь зубы ответил я.
— Твое неуважение касается всего лишь двух членов отряда. Тимура и Джихи. Ты счёл их слабыми и поэтому вышел вперед. Это не относится к Калии. Почему же ты не взял её с собой?
Не удержавшись, бросил украдкой взгляд на девушку. Та показательно глядела в сторону.
— Как-то так вышло.
Тейт осуждающе посмотрел на меня, прекрасно видя, что я не хочу отвечать.
— Потому что Калию звать — лишь нервы трепать, — всё же ответил я.
— Иначе говоря, она слишком злая и недружелюбная бука, которой ты не доверяешь. При этом ты ей достаточно симпатизируешь, чтобы, не задумываясь, рискнуть жизнью ради неё. Вот такой парадокс. Так что, Калия. Что ты теперь скажешь насчёт доверия?
— Ничего не скажу, — упрямо ответила девушка.
— А я-то было рассчитывал, что ты поделишься мудростью о важности правильно соизмерять доверие, не перебарщивать с ним, но и не жадничать, чтобы не возникало таких ситуаций, когда напарники не хотят положиться на тебя.
— Сами дураки.
— Слова маленькой девочки, — фыркнул Тейт и перевёл взгляд на Тимура с Джихой. — А что касается вас… Как, нравится чувствовать себя слабаками, которым настолько не доверяют, что оставляют в тылу?
— Нет, — ответил парень после паузы. Он ещё мелко дрожал, но голос прозвучал твердо.
А ещё взгляд колючим стал. Взгляд, обращенный на меня.
— Ну а ты? — посмотрел Тейт на Гатса. — Почему поддержал эту затею?
— Потому что так проще, — ответил парень спокойно. — Наша группа не слажена, боевые навыки есть не у всех. Задача была устранить монстра, а не действовать сообща.
— Это звучит куда разумнее. Кроме той части, где ты пошёл за товарищем, который орал, как придурок, на опасной территории. Спартанец, должен признать, эта выходка даже меня удивила. Захочешь специально сделать, такую тупость не повторишь.
Сейчас я был склонен с ним согласиться. А вот тогда план казался разумным.
— Как теперь с твоим доверием, Гатс? Последуешь так же за парнем?
Я думал, тот сходу ответит, что нет. Но повисло молчание. Я посмотрел на Гатса, тот выглядел спокойным и расслабленным, словно его совершенно не волновал разбор.
— Последую, почему нет, — наконец ответил он.
— А почему да?
— У меня есть надежда, что Спартанец растерял часть своей тупости, пока катился по склону с акане в обнимку.
— Остроумно, — без тени улыбки сказал Тейт. — Но это не вся часть ошибки. Что насчёт тебя? — посмотрел Тейт на Калию. — Почему ты не оспорила их решение? Не остановила?
— Зачем? Если кто-то идиот, этого не исправить.
— Гатс думает иначе, — хмыкнул Тейт. — Как много среди вас противоречий, даже в вопросе тупости Спартанца.
Что-то мне это надоедать начинает.
— А вы двое? — продолжил разнос Тейт. — Что скажешь, Джиха? Та, что бежала через половину континента? Та, чью семью вырезали, и та, что с братом поклялась отомстить? Как же ты мстить-то собираешься, если обрадовалась, когда тебя задвинули на вторые роли, сочли обузой?
Джуха ничего не ответила. Я глянул на неё по-новому. Не сказать, что моё мнение о девушке улучшилось. Да и о себе оно тоже сегодня не улучшилось. Скорее наоборот, устремилось ко дну.
— Я не струсил, — ответил Тридцать седьмой, когда Тейт перевёл взгляд на него.
— Да? — с сомнением спросил наставник. — Не струсил перед монстром? Но побоялся проявить себя, оспорить мнение тех, кто, как ты до сих пор уверен, выше тебя?
Парень не выдержал, отвёл взгляд.
— С первой ошибкой разобрались. Приступим к наказанию. Спартак, по какой мере тебя наказывать? За самоуверенность, неуважение к товарищам, за то, что чуть не погубил весь отряд?
Наши взгляды скрестились. Я одновременно и злость в сторону Черного мастера ощущал, и жгучий стыд с виной за то, что так затупил.
— По всей строгости.
— По всей строгости я тебя должен убить. Поэтому обойдемся… тяжелой мерой.
Удара я не заметил. Меня унесло от костра, сдавило и жахнуло о землю. В глазах потемнело, дух выбило, и какое-то время я валялся, приходя в себя. Постепенно боль нарастала. Не от ушиба, а от того, что в мышцы словно иголки вонзались. Когда я попытался встать, ощутил, что всё тело дрожит, и это состояние не собирается уходить.
Обратно я почти полз. Если бы не упрямая гордость и желание сохранить хоть какие-то остатки самоуважения, не смог бы подняться.