– А самое обидное, знаешь что? – возвращает ко мне взгляд.

Я молчу.

– Я никогда ей не изменял, – усмехается. – Ни одной бабы с тех пор как она моей стала… Оля часто кидала мне в рожу предъявы. Она была вспыльчивой, и сначала говорила, а потом думала…

– Дальше. Что вы делали после?

– Вот здесь, – он подошел к ванной, на бортик указал.

– Я в комнату зашел, а она голая, – взгляд его хитрый, довольный по мне скользит. – Капли стекали по ее коже так, словно конденсат по прозрачной бутылке колы в жару. Она ведь такая же сладкая была, и вкус ее как у шипучки. Голову сносило напрочь, с первого глотка.

– Русаков! – прорычала. А у него глаза буквально в секунду тьмой заполонило. Резкий толчок, и конвоир больше не в комнате. Шторм резко хлопает дверью, но ее не дает закрыть только цепочка от наручников.

– Что ты делаешь?! – рычу на него, а сама боюсь до чертиков. Конвоир пытается вытолкать дверь, а Русаков всей массой на нее наваливается и улыбается, нагло пожирая меня глазами.

–Ты просила, я говорю, – резкий выпад руки, он хватает меня за шею и к себе тянет. Не успеваю опомниться, как оказываюсь в его хватке. Его лицо так близко. Я чувствую дыхание его кожи на своей. Меня лихорадит. Я слышу крики конвоиров, они собираются использовать оружие и ждут моей команды. Но, отчего-то, я ее не даю....

– Трах*л я ее, а она любила это дело, – его губы у моего виска. Чувствую, как ноздрями запах мой вдыхает, сильней стискивая пальцами мою шею.

– Порой казалось только из-за этого скандал закатывает. Жадной была, горячей как сам ад, – хрипло, без конца касаясь меня то подбородком, то кончиком носа.

Прикрываю глаза, понимая, что проиграла. Он не скажет ни слова. С первой минуты он просто издевался надо мной.

– Отойди от двери. И убери руки. Иначе тебя пристрелят прямо здесь, – цежу в ответ. А сама в стену смотрю. Боюсь на него взглянуть. Боюсь увидеть в его глазах то, что уже и так поняла. Свое фиаско.

– Вот и отлично, следачка, – с улыбкой. – А теперь, будь хорошей девочкой, верни меня обратно, где взяла. И Дробина ко мне пригласи… – шепот по коже горячим дыханием. А потом его руки выпускают меня, слегка отталкивая.

Все происходит быстро. И страшно. Спустя несколько секунд Шторм лежит на полу, придавленный ботинками конвоиров. К его голове приставлено дуло автомата. А мне нужно срочно на воздух. Подальше от всего. И когда я прохожу мимо, к выходу, он поворачивает голову в мою сторону и я ловлю его смеющийся, довольный взгляд.

Глава 6

– Филипп Петрович, – я пыталась объяснить, но шеф не давал мне и слова вставить. А еще десять пар мужских глаз с ехидством смотрели на меня. Хотелось провалиться под землю. А еще лучше, закопать поглубже Шторма.

– Романова, я не хочу ничего слышать! К завтрашнему обеду протокол следственного действия с показаниями Русакова должен быть у меня на столе! Ты понимаешь, что мы нарушаем все сроки?! Мы имеем дело не с простым дебоширом, пойманным на улице!

Конечно же, я все понимала. Но мне нечего было ответить. Шеф прав. И слушать мои оправдания никто не станет. Тем более, что я скажу?

– Что с другими делами? Ты материалы за прошлую неделю сдала?

По спине пробежал холодок. С этим делом я не успевала. Материалы лежали в моем столе и с каждым пройденным днем грозились стать причиной привлечения меня к дисциплинарке. Чертов Русаков, он просто голову мне забил, и все свое время я отдавала ему.

Спустя мучительно долгие двадцать минут совещание, наконец-то, подошло к концу. Шеф, раздав тумаков всем и каждому, подкрепил их нарезкой срочных задач. И когда мы выходили из его кабинета, каждый из присутствующих чувствовал себя немного вымотанным.

Я прошла по коридору и остановилась у стенда с лучшими работниками отдела. Хотела пропустить толпу у лестницы, дабы не толкаться с ними. Подумала о том, что сегодня придется ночевать в отделе. До конца рабочего дня оставалось совсем ничего, а мне еще нужно заехать в СИЗО к Русакову. То, что он сделал сегодня утром – не влезает ни в какие рамки. Я должна поставить его на место, и добиться содействия.

В кабинете все были на месте. Как только я вошла, ребята странно замолчали. Каждый из них бросал на меня беглые взгляды. И это дико раздражало.

Не успела я добраться до своего места, открылась дверь, и в помещение вошел Дробин. При виде него, все, как один, резко опустили глаза. Кто в монитор компьютера, кто в бумаги. Каждый усиленно делал вид занятости.

Он прошел мимо, ни одного не удостоив даже взглядом. Нагло усевшись на стул, посмотрел на меня с ехидством.

– Я долго думал, почему Исаков забрал дело, которое я вел на протяжении полугода, – произнес с ленивой улыбкой, задумчиво рассматривая карандаш, стянутый у меня со стола.