– Ты – лучший кулинар из всех мне знакомых мужчин, – заверила я друга. – А твоя кровать самая удобная из всех, в которых мне удавалось поспать!

– Интересно, что было бы, если бы я слепо верил каждому твоему слову? – усмехнулся он и, подхватив свою тарелку, отправил ее содержимое в мусорное ведро. – Яичница на вкус напоминает рапу, а в моей кровати ты никогда не спала.

– Точно, – поддакнула я, и, раз уж он сам признал, очистила и свою тарелку.

– Вот-вот, – проворчал лучший друг.

Вряд ли он бухтел из-за того, что я ни разу не ошибалась комнатами, поэтому я поспешила заверить его, что это только сегодня завтрак не удался, а так он действительно готовит отменно. Он снисходительно поставил передо мной вместо яичницы чай без сахара, и секундное непонятное напряжение спало.

Ну вот, так гораздо уютней, и даже уходить не хотелось. Но я старалась не быть навязчивой, несмотря на то, что в квартире Никиты мне выделялась отдельная спальня и кровать, в которой никто из других девушек никогда не отмечался. У нас как-то сразу так повелось, будь иначе, я бы, наверное, не смогла оставаться с ночевкой. Даже с условием смены белья. Мне и без того после некоторых его подружек приходилось по часу проветривать всю квартиру: такое ощущение, что им продавали духи под видом святой воды с подробной инструкцией, что надо окропить у завидного холостяка. Других вариантов я просто не видела.

Тут же мелькнула мысль, что в квартире Филиппа, пожалуй, имеется такая же проблема, но я не стала на ней зацикливаться. Я вообще не хотела думать о нем.

Не хотела, а думалось…

Мимолетно. Казалось, уже забыла, уже отвлеклась, уже приняла решение, что больше не буду искать с ним встреч, как вдруг и мелькнет его лицо в памяти. Я загружала себя учебой – на первом курсе это особенно важно. Отвлекалась на частые встречи с Никитой – то туда вместе выйдем, то там посидим. Пока он снова был вне отношений, мы вообще практически не расставались. И все было замечательно и легко – как прежде.

А спустя пару месяцев я снова пересеклась с Филиппом.

Было довольно холодно, я впервые проспала и теперь отчаянно спешила на пару. Проскочила мимо курящей и хохочущей толпы старшекурсников, взбежала по ступенькам и… тут почувствовала весьма ощутимый толчок, от которого покачнулась, и…

Только и успела, что заметить рыжие локоны девушки, скрывшейся в главном корпусе, а потом начала стремительно падать, под ожидание замолчавших студентов, под чье-то нервное хихиканье и шепоток.

Единственное, что у меня получилось – сгруппироваться во время падения так, чтобы приземлиться на колени, а не распластаться в нелепой позе во всю длину лестницы. Сзади, по явно заготовленному сценарию, тут же послышались преувеличенно громкий смех, ядовитые реплики, аплодисменты и свист, кто-то немедля прошелся по моим умственным способностям, кто-то заржал, как лошадь.

Я чувствовала, как горит от обиды мое лицо, но не собиралась показывать вида, что меня это задело. Начав подниматься, с удивлением увидела протянутую мужскую ладонь и, ожидая очередного подвоха, все же приняла помощь. А потом посмотрела вверх и…

Ну, наверное, лошадиное ржание должно было подготовить меня к тому, что где-то поблизости от «конюшен» будет и Филипп.

– Как ты? – участливо поинтересовался он.

– Опаздываю, – отчиталась прохладно, не поверив ни тону, ни тому, что отразилось в его глазах, повернулась к зрителям и небрежно махнула рукой. – Поздравляю с успехом. Представление окончено. Можете расходиться.

Отрывисто поблагодарив брата Никиты за помощь, я прошла мимо него, но не успела скрыться в здании, так как услышала какой-то невнятный лепет. Причем удивительно – лепетал не один человек, а несколько, и среди них слышались и мужские голоса, и женские. Поддавшись любопытству, я обернулась и поняла, что жалкий лепет несут те, кто смеялись, те, кто свистели, те, кто радовались падению, те, кто были заодно с рыжей девушкой – в этом я даже не сомневалась.

Еще секунду назад они ощущали себя хозяевами жизни, а теперь бормотали бессвязно, обеспокоенно посматривая на парня в белом, который медленно, ступень за ступенью, спускался вниз.

– Филипп, мы не знали! – испуганно вскрикнула девушка, хохотавшая громче всех, а глистообразный молодой человек возле нее поднял руки вверх, словно сдаваясь, и торопливо стал что-то объяснять и оправдываться.

Взметнулся ветер, заглушая их голоса, и я больше не слышала, что они говорили брату Никиты. Он же… Мне казалось, что он вообще молчал. А еще мне казалось, что все это нереально и как-то… чарующе.

Дабы не мешать тем, кто желает войти в здание универа, я прижалась к двери и безотрывно смотрела на то, как ветер играет со светлыми волосами Филиппа, как прикасается к ним, как пробирается под его светлую куртку, чтобы охладить разгоряченную кожу.

Что и сказать, это было впечатляюще и эффектно – один против всех. Один из всех за меня. А в данный момент даже не один, а единственный.

Сердце снова ускорилось, щеки вообще решили, что лучший цвет лица – это спелый томат, мол, насыщенно и видно издалека. Но память вовремя подкинула картинку расцарапанной мужской груди, и наваждение спало.