Шрифт:
Понятно. Значит, «майор» – не только самый старший на курсе, но еще и оставшийся на второй год в «господах подпоручиках». Занятная личность.
– В том году так никого в племянники и не взял, хоть его молодые неделями упрашивали. Не хочу, говорит, – и все тут… А тебя вот выделил, – продолжил Богдан. – Подольский крутой, а Сечин то и покруче будет. Он же не из кадетского корпуса, не из гимназии, а прямо из полка сюда пришел! Раньше на Кавказе унтером служил на границе, чуть ли не с османами воевал… У него и медали есть. А еще…
– Горчаков?..
Я не заметил, как ротный подошел. Хотя мог бы – с приближением грозного штабс-капитана Симонова болтовня за столами вокруг стихала.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – отозвался я, вскакивая с места и вытягивая руки по швам.
– Вольно, господин юнкер. – Ротный махнул рукой. – Пройдемте за мной. К вам… посетитель.
Глава 7
– Вот ты какой… господин юнкер.
Андрей Георгиевич стоял в коридоре, подпирая стену могучей спиной, но когда мы вышли из столовой – шагнул навстречу. Ротный тут же кивнул ему, развернулся на каблуках и молча удалился. Эти двое явно понимали друг друга без лишних слов, хоть один уже давно покинул полк, а второй и вовсе расстался с военной формой много лет назад.
Вполне возможно, Андрею Георгиевичу даже не пришлось ссылаться на деда, чтобы встретиться со мной, – хватило и собственного авторитета… и звания. Штабс-капитан гвардии едва ли мог отказать в просьбе полковнику – даже если тот уже давно не носил погон.
– Здравствуйте… – проговорил я, протягивая ладонь. – Вот уж не думал…
– Да чего ты тут разводишь. – Андрей Георгиевич вдруг обнял меня и хлопнул по спине огромной ручищей. – Еще бы по уставу обратился… Всего четыре дня тут, а поди – уже забыл старика?
Мы действительно не встречались уже неделю или даже две. Сначала Андрей Георгиевич куда-то исчез из Елизаветино, а потом и я перебрался в дом на Мойке – поближе к училищу. Обсудить мое зачисление в юнкера мы, конечно же, успели, но в форме он меня еще не видел.
И это, видимо, и растрогало старого безопасника. Да так, что я заметил в его единственном глазу что-то отдаленно похожее на слезу.
– Вас забудешь, Андрей Георгиевич. – Я осторожно вывернулся из медвежьей хватки. – Да и прошло-то всего… Только вчера под ночь заселили.
– И как тебе? С сослуживцами общий язык нашел? – спросил безопасник.
И вдруг хлопнул себя по лбу.
– Тьфу ты… Совсем уже без памяти стал, старый. – Андрей Георгиевич взял меня под руку и потянул к лестнице. – Пойдем! По пути как раз все и расскажешь.
– Как – пойдем? – не понял я. – Так мне сейчас же в классы, на занятия, до сигнала…
– Отставить классы. – Андрей Георгиевич неторопливо зашагал по коридору. – Дед сказал тебя в Елизаветино отвезти. До вечера, стало быть.
Ничего себе.
– А как же… ротный? – Я на всякий случай даже оглянулся. – Симонов…
– Ротный в курсе. Я передал ему дедушкину просьбу, – отозвался Андрей Георгиевич. – Так что на сегодня ты от занятий освобождаешься. Идем.
Такая вот просьба. И попробуй, что называется, откажи. Я представления не имел, зачем вдруг понадобился деду в родовом гнезде Горчаковых. В конце концов, с упрямого старца бы сталось забрать меня домой из чистой вредности. Государыня императрица могла убедить его зачислить меня в военное училище… но не держать меня там все три курса – как полагается.
Нет, едва ли – слишком уж дед сам напирал на то, что немного дисциплины нерадивому отпрыску рода Горчаковых не повредит. И я еду домой только до вечера. А значит…
Пока мы спускались по лестнице, Андрей Георгиевич молчал – видимо, чтобы дать мне достаточно времени переварить занятную новость. Заговорил он, только когда я спросил, что деду вообще от меня понадобилось. И было ли оно действительно настолько важным, чтобы прогулять первый же учебный день.
– Чего не знаю – того не знаю, Саня, – честно признался Андрей Георгиевич. – Сказано было только тебя домой привезти. В целости и сохранности.
Я снова погрузился в раздумья – и безопасник мне не мешал. Прошел к выходу на первом этаже, кивнул дежурному офицеру – видимо, того уже предупредили, что один из воспитанников не вернется до вечера, – спустился по ступенькам и направился к машине.
Той самой двадцать третьей «Волге», которую я искалечил о поребрик на набережной у дома. Машина избавилась от вмятин и царапин слева и обзавелась новым лобовым стеклом вместо того, что я высадил Булавой. Обрела прежний вид и даже будто заблестела еще ярче. Ее можно было починить, просто заменив сломанные детали новыми… в отличие от несовершенного и хрупкого человеческого тела.