А вот попытка убить меня – это уже другой разговор. С этой стороны я выступлю в роли жертвы, которую некий злодей (уверена, что у графа найдётся пара-тройка недругов) решил меня убрать со своего пути. Мотив можно отыскать любой. Элементарно, что приходит на ум – зависть или желание заполучить графство (ведь кому-то оно же отошло бы в случае моей смерти, да и граф считается погибшим, хоть тело его и не найдено). Или же просто кто-то ненавидел Изабель – служанка или слуга. Да что мелочиться-то, быть может, кто-то из знати!

Это я навскидку предполагаю. А так, вариантов масса, если хорошо поразмыслить.

– Ох, моя бедненькая, Изабелюшка, – причитает Элен и обнимает, крепко прижимая меня к своей необъятной груди.

В нос тут же ударяет неприятный запах немытого тела, пота, тухлых яиц и прокисшей капусты.

Меня тут же начинает тошнить. Задерживаю дыхание.

– Никто не станет думать о вас дурно! Никто не посмеет! Я всем-всем скажу правду, графинюшка! Все узнают, что кто-то посмел сотворить зло – решил убить саму графиню Ретель-Бор! Мы найдём преступника, графиня! А если сами не найдём, то письмо напишите королю, пусть присылает защитников!

Вот последнего не надо, от слова совсем.

– Ты так добра, Элен. И ты права – люди должны знать правду, – говорю нежным голосом ангела.

Женщина гордо кивает. Её глаза блестят, даже горят желанием уже бежать и искать злодея, дабы придушить его собственными руками.

Хорошо, что у Изабель, точнее, у меня, есть такая помощница.

Элен – не просто служанка. Изабель выросла у неё на глазах. Она верно служила в замке отца Изабель. Не ушла, когда были распущены все слуги, ведь благородный род разорился. Она осталась и помогала по дому, не требуя жалования. После свадьбы девушки с графом она была отправлена вместе с Изабель в графство Ретель-Бор, дабы также преданно служить молодой семье. Вот тут уже Элен была щедро вознаграждена. В её ведении были все слуги замка. Нет, Элен – не управляющая. Она координирует работу служанок. Да, да! Только женская половина служащих ей подчиняется. А мужчины – это уже в ведении управляющего, как в прочем, в его ведении и женщины, в том числе сама Элен.

Шовинизм во всей красе.

– Не грустите, графинюшка. А то, что задумали – жить не в печали, а в радости – это верное дело.

Она снова обнимает меня, обдавая убийственным амбре.

Я спешно говорю:

– Мне очень надо в туал… по нужде. Да и помыться хочу.

– Помыться? Не богоугодное это дело, графинюшка! – восклицает Элен.

– Слушай, в моей комна… опочивальне дурно пахнет. Мне нужно помыться и надеть чистую одежду. А пока я буду заниматься делами – накажи слугам отмыть тут всё и отстирать. Пусть постелют мне новую постель.

Элен в недоумении начинает лупать глазами.

– Дык недавно же тут всё убирали и стелили? – обводит она рукой эту роскошную помойку.

– Не припомню, – пожимаю плечами.

– Ну как же, всего-то два сезона прошло.

Обалдеть!

Два сезона – это значит, шесть месяцев! Полгода комната не убирается! Как Изабель тут ещё до дня самоубийства не зачахла.

– Отныне я меняю правила, – заявляю категорично и немного возмущённо. – Мы не грязнули, Элен. Я не грязнуля и не желаю жить в замке, который похож на хлев.

А вдруг загажена только моя комната, а сам замок блестит и сверкает?

Хмурюсь от этой мысли и понимаю, что она не логична. Уверена, эта комната самая чистая, а весь остальной замок выглядит ещё хуже.

– Но что скажут люди, графинюшка? – качает она головой.

– А ты займи их умы другой темой, Элен. Пусть подумают хорошенько – кто может желать мне зла. Вдруг, этот грешник ходит-бродит рядом с нами, претворяясь преданным подданным?

– Ох, ох, ох! Теперича сама спать не смогу от этих дум тяжёлых. Не представляю, кто бы осмелился на такой грех, – вздыхает женщина и добавляет: – Я позабочусь, чтобы вам принесли бочку, кипятка, колодезной водой и утиральник. Да и завтрак чтоб подали.

– И по нужде мне сильно надо… – вздохнула я, крепясь уже из последних сил.

Элен быстро нагибается и вытягивает ночной горшок из-под кровати – фарфоровый, не какой-то там металлический.

Вздыхаю про себя. Утки и спец. туалеты мне прекрасно знакомы.

Только возмущает меня тот факт, что женщина ставит горшок рядом с кроватью и не уходит, мол, садись и делай свои дела.

Выставлять себя на обозрение не собираюсь.

Память Изабель подсказывает, что в том углу есть ширма.

Гляжу в нужный мне угол, и Элен вдруг говорит:

– Ох, графинюшка! Обуйтесь-ка, пол ледяной же! Сегодня печь потухла, помощник пекаря захворал, и не углядели за огнём. Теперь пока разогреется… Да и в вашем камине почти тепла нет. Ох, простите меня бедовую. Сейчас дров подкину. А вот это на ножки наденьте.

Она мне суёт тапки, похожие на кожаные галоши, отделанные изнутри мехом.

Обулась и благодарно улыбнулась. Тепло.

И тут же улыбка моя померкла. Я про зуб вспомнила.