Врач быстро оглянулся. Зрачки его и без того широко раскрытых глаз заметно увеличились.

– Не понимаю вас. Этот человек - вырожденец. Больной, если угодно, извращенный преступник. Он нарушает правила приличия и порядочности. Послушайте, инспектор...

Но тот уже достал из нагрудного кармана официальный документ. Сложенный синтетический листок сам собой раскрылся, и врач увидел напечатанные строчки, скрепленные печатью с тиснением. Он быстро пробежал глазами текст.

– Странно, - сказал он.
– Полиция берет под свою защиту преступника, вместо того чтобы предать его суду. Можно ли узнать причину?

– Почему нет? Но никому ни слова.
– Инспектор подошел поближе к врачу и прошептал: - Происходит нечто необъяснимое, да, это происходит, идет процесс... как бы выразиться поточнее?

– Что происходит?
– нетерпеливо перебил врач.

Инспектор неопределенно повел рукой.

– Многое. И в разных местах. На первый взгляд - мелочи. А в совокупности это для нас угроза: средняя скорость поездов метрополитена за последние полтора месяца повысилась на двадцать километров в час. Новейшие видеокомбайны месяцами никто не выключает, и это никак не отражается на качестве изображения и прочих показателях. Материалы, из которых сделаны конвейеры, практически не знают износа. Стеклянные стены сборных жилых домов более не бьются и не теряют прозрачности. И так далее, и так далее. Вы понимаете, что это значит?

– Разве это не благотворные улучшения? Что вы против них имеете?

– Благотворные? Только на первый взгляд. Вы забываете, что тем самым нарушается технологическое равновесие. Но даже не это нас встревожило. А вот... кто за этим стоит? Должен же кто-то за этим стоять!

Врач побледнел.

– Не хотите же вы сказать, что вновь появились бунтари... что они... Нет, невозможно: всех ученых, всех научных работников мы давно переориентировали...

– Напоминаю: никому ни слова!
– Худощавая фигура полицейского инспектора слегка напряглась.
– Я хочу побеседовать с ним!

Услышав звук откатывающейся двери, Джеймс Форсайт попытался спрятать под матрасом детали разобранного пылесоса, но не успел. Он поднялся и стал так, чтобы их не сразу заметили. От волнения и страха Джеймс дрожал всем телом.

Врач хотел было что-то сказать, но инспектор опередил его. Оба они избегали смотреть в ту сторону, где за спиной Джеймса лежали детали. Вид выпотрошенного аппарата с зажимами, винтами и свободно свисающими концами проводов внушал им отвращение.

– Даже повреждение пломбы - пусть и по неосторожности - наказуемо! Вам ведь это известно!
– сказал инспектор.

Джеймс покорно кивнул.

– Вас арестовали за то, что вы разобрали стиральную машину, - продолжал полицейский.

– Она сломалась, - сказал Джеймс.

– Почему вы не обзавелись новой?

Джеймс пожал плечами: он знал, что его никто не поймет.

– Почему же? Отвечайте!

– Я хотел понять, что с этой штуковиной стряслось. Что-то треснуло внутри - и тишина. Я хотел ее починить.

– Починить!
– повторил врач, покачав головой.
– В вашем подвале нашли ящик с деревянными катушками, гвоздями, кусками жести и прочим. На одном из ваших столовых ножей обнаружены царапины, будто вы обрабатывали им какой-то твердый предмет.

Джеймс смотрел себе под ноги. Уголки рта запали еще глубже.

– Я собирался смастерить дверной звонок, - наконец ответил он.

– Дверной звонок? Но ведь у вас в квартире есть телефон и видеомагнитофон! Зачем вам понадобился звонок?

– Он служил бы чем-то вроде будильника, подавая сигналы точного времени.

Инспектор с удивлением посмотрел на него:

– Какой в этом смысл? Вас в любой момент может разбудить автоматика!

– Будильник мне не нужен, - не сразу ответил Джеймс.
– Просто захотелось смастерить его самому.

– Захотелось? И поэтому вы пошли на преступление?
– Инспектор покачал головой.
– Но продолжайте! А этот пылесос? Зачем вы его разобрали? В этом ведь не было ни малейшей необходимости.

– Нет, - сказал Джеймс, а потом крикнул: - Нет, никакой необходимости не было! Но я уже полтора месяца сижу в этой камере - без радио, без видеофона, без журналов! Мне скучно, если вы понимаете, что это такое! А заглядывать в нутро разных приборов мне просто занятно. Меня интересует, для чего они предназначены: всякие там рычаги, винтики, шестеренки! Что вы от меня хотите: меня скоро переориентируют...

Он упал на кровать и повернулся лицом к стене.

– Не исключено, что обойдемся без переориентации, - сказал инспектор, глядя на него сверху.
– Все будет зависеть только от вас, Форсайт.

Целую неделю Джеймс Форсайт беспокойно блуждал по городу, спускался на эскалаторах в торговые этажи, поднимался на подвесных лифтах высоко над проемами улиц. Он еще не пришел в себя после долгого заключения. Колонны машин на этажах, предназначенных для автотранспорта, и встречные людские потоки на пешеходных мостах приводили его в замешательство. Воздушными такси он не пользовался: после долгого пребывания в замкнутом пространстве опасался головокружения.