Только у нас и было радости, как мы няньку отдавали замуж. Приехали к нам раз мужики и принесли с собой ковригу хлеба и вина. И стали подносить своё вино матери. Мать выпила. Дядя Иван отрезал ломоть хлеба и подал ей. Я стоял подле стола, и мне захотелось хлебушка. Я нагнул мать и сказал ей на ухо. Мать засмеялась, а дядя Иван говорит:

– Что он, хлебца? – и отрезал мне большой ломоть.

Я взял хлеб и ушёл в чулан. А нянька сидела в чулане. Она стала меня спрашивать:

– Что там мужики говорят?

Я сказал:

– Вино пьют.

Она засмеялась и говорит:

– Это они меня сватают за Кондрашку.

Потом собрались играть свадьбу. Все встали рано. Бабушка топила печку, мать месила пироги, а тётка Акулина мыла говядину.

Нянька нарядилась в новые коты [5] , надела сарафан красный и платок хороший и ничего не делала. Потом, когда истопили избу, мать тоже нарядилась, и пришло к нам много народу – полная изба.

Потом подъехали к нашему двору три пары с колоколами. И на задней паре сидел жених Кондрашка в новом кафтане и в высокой шапке. Жених слез с телеги и пошёл в избу. Надели на няньку новую шубу и вывели её к жениху. Посадили жениха с невестой за стол, и бабы стали их величать. Потом вылезли из-за стола, помолились Богу и вышли на двор. Кондрашка посадил няньку в телегу, а сам сел в другую. Все посажались в телеги, перекрестились и поехали. Я вернулся в избу и сел к окну ждать, когда свадьба вернётся. Мать дала мне кусочек хлебца; я поел, да тут и заснул. Потом меня разбудила мать, говорит:

– Едут! – дала мне скалку и велела сесть за стол.

Кондрашка с нянькой вошли в избу и за ними много народа, больше прежнего. И на улице был народ, и все смотрели к нам в окна. Дядя Герасим был дружкою [6] ; он подошёл ко мне и говорит:

– Вылезай.

Я испугался и хотел лезть, а бабушка говорит:

– Ты покажи скалку и скажи: а это что?

Я так и сделал. Дядя Герасим положил денег в стакан и налил вина и подал мне. Я взял стакан и подал бабушке. Тогда мы вылезли, а они сели.

Потом стали подносить вино, студень, говядину; стали петь песни и плясать. Дяде Герасиму поднесли вина, он выпил немного и говорит:

– Что-то вино горько.

Тогда нянька взяла Кондрашку за уши и стала его целовать. Долго играли песни и плясали, а потом все ушли, и Кондрашка повёл няньку к себе домой.

После этого мы стали ещё беднее жить. Продали лошадь и последних овец, и хлеба у нас часто не было. Мать ходила занимать у родных. Вскоре и бабушка померла. Помню я, как матушка по ней выла и причитала:

– Уже родимая моя матушка! На кого ты меня оставила, горькую, горемычную? На кого покинула своё дитятко бессчастное? Где я ума-разума возьму? Как мне век прожить?

И так она долго плакала и причитала.

Один раз пошёл я с ребятами на большую дорогу лошадей стеречь и вижу – идёт солдат с сумочкой за плечами. Он подошёл к ребятам и говорит:

– Вы из какой деревни, ребята?

Мы говорим:

– Из Никольского.

– А что, живёт у вас солдатка Матрёна?

А я говорю:

– Жива, она мне матушка.

Солдат поглядел на меня и говорит:

– А отца своего видал?

Я говорю:

– Он в солдатах, не видал.

Солдат и говорит:

– Ну, пойдём, проводи меня к Матрёне, я ей письмо от отца привёз.

Я говорю:

– Какое письмо?

А он говорит:

– Вот пойдём, увидишь.

– Ну, что ж, пойдём.

Солдат пошёл со мной, да так скоро, что я бегом за ним не поспевал. Вот пришли мы в свой дом. Солдат помолился Богу и говорит:

– Здравствуйте! – Потом разделся, сел на конник [7] и стал оглядывать избу и говорит: – Что ж, у вас семьи только-то?

Мать оробела и ничего не говорит, только смотрит на солдата. Он и говорит:

– Где ж матушка? – а сам заплакал.

Тут мать подбежала к отцу и стала его целовать. И я тоже взлез к нему на колени и стал его обшаривать руками. А он перестал плакать и стал смеяться.

Потом пришёл народ, и отец со всеми здоровался и рассказывал, что он теперь совсем по билету вышел.

Как пригнали скотину, пришла и нянька и поцеловалась с отцом. А отец и говорит:

– Это чья же молодая бабочка?

А мать засмеялась и говорит:

– Свою дочь не узнал.

Отец позвал её ещё к себе и поцеловал и спрашивал, как она живёт. Потом мать ушла варить яичницу, а няньку послала за вином. Нянька принесла штофчик, заткнутый бумажкой, и поставила на стол. Отец и говорит:

– Это что?

А мать говорит:

– Тебе вина.

А он говорит:

– Нет уж, пятый год не пью; а вот яичницу подавай!